на нечто твердое и подвижное. Поддев крохотный выступ ногтем, он осторожно потянул предмет к себе.
Нет, это был не его нож: тонкая рукоять, длинное обоюдоострое лезвие. Ногу кололо не острие, а надломленная перемычка, служившая для предохранения пальцев. Зачем ему положили чужой сломанный нож?
О чем он думает? Какая разница, сломана перемычка или нет? Его это нож или чужой? Главное – он сжимает его в кулаке и, снова лежа на спине, подталкивает то животом, то грудью в неохотно поддающееся дерево гроба. Неохотно, но поддающееся!
Вероятно, хоронили меня все же в суматохе, пытался рассуждать Уил, чтобы хоть чем-то занять перестающий слушаться мозг. Любимый нож забыли. Сунули вместо него первый подвернувшийся под руку. Гроб в спешке сколачивали, чтобы только на гроб был похож – и не беда, что доски не подогнаны и зияют дырами, через которые теперь прямо ему на грудь сыплется земля. Думали, покойнику теперь все равно, где лежать. Нет, не все равно. Потому что не покойник! Не буду покойником! Выберусь! Хоть и перепугаю их до смерти, а все-таки потом пусть им не только радостно, но и стыдно станет…
Не поддававшийся долгое время сук, в конце концов, удалось вытолкнуть наружу целиком. В доске образовалась довольно большая дыра. Положив нож на грудь и, придерживая, чтобы снова не потерять, подбородком, Уил навалился обеими руками на одну-единственную доску. И она стала медленно прогибаться и трескаться…
Лишь бы и могилу они рыли в спешке. То есть не такую глубокую, как это делается обычно, когда землекопов, стоящих в ней в полный рост, не видно из-за черных холмов только что вырытой земли.
Сломать доску с первой попытки не удалось. Уил попробовал помочь рукам коленом, но не смог как следует согнуть ногу. Тогда он просунул в дырку от сука указательный палец и повис на нем всем телом. Доска прогнулась значительно легче. Она оказалась не толще самого пальца и слишком длиной, чтобы долго упорствовать. Изловчившись, Уил просунул в образовавшуюся щель между досками свободную руку и, упираясь в крышку гроба лбом, стал тянуть пружинящую преграду на себя.
Доска лопнула в том самом месте, где недавно находился сук. Уила засыпало землей, однако он уже ощущал в себе силы свернуть горы. Удар занозистой доской по лицу только раззадорил его. В ход пошли локти, колени, кулаки и через несколько мгновений из-за осыпающейся земли пахнуло воздухом. Свежим воздухом!
Выплевывая попавшие в рот комки земли вперемежку с травой и отряхиваясь, он с трудом сел в ставшем еще более тесном гробу. Одна из боковых досок крышки так и не захотела поддаваться, и ему пришлось извернуться боком, чтобы протиснуться наружу. Не веря в столь легкое избавление от объятий еще мгновение назад казавшейся неминуемой смерти, Уил оторопело огляделся. Он снова видел! Правда, на улице стояли сумерки, но он мог отчетливо различить словно с любопытством склонившиеся над ним редкие кроны деревьев, длинные ветви которых, почти лишенные листвы, напоминали черные сети живой паутины. Холодный свет невидимой