изни.
Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. Возвращение на Родину не состоялось ни во время, ни после окончания учебы, а отодвинулось на долгие годы, наполненные грустью и ностальгией.
Он стал гражданином Советского Союза, был зачислен в кадры Вооруженных сил, и его взрослая жизнь, во многом, началась в новых условиях и практически сначала. О том, какова она была и как она прожита, автор и собирается вам поведать в этой книге.
Я любю святая Рус!
О, Русич!
Мы с тобою браты,
Прародина у нас одна,
Та, в которой предки жили наши!
Тринадцать веков назад гунны и авары
нас разлучили;
И с тех пор лихо мы пьем
из одной чаши.
Но, когда с куполов Софии
Осенил нас и князи наши
Христов луч золотой,
Русь дикая – степная – стала
Недругам назло Могучей и Святой!
1. Отъезд. Русский город Пермь
Пермь – город на Урале, куда мы едем. Пока мы садимся в поезд и едем до Москвы, а там будет видно. Русский лейтенант Макаров проверяет нас по списку, коверкая наши фамилии, и пропускает в вагон. В вагон набивается много народа. Это в основном наши и русские военные. В нашей группе десять человек, и мы размещаемся в двух купе общего вагона. Пока – оглядываемся и устраиваемся. Наш лейтенант предупреждает, чтобы мы прибрали свои вещи и за ними смотрели. Мы немного удивились, полагая, что в такой среде нечего опасаться за вещи, так как люди все военные и воров и жуликов не должно быть. Мы все возбуждены от самого факта отъезда, смотрим в окна и разглядываем все вокруг.
Владо Зрнич, подпоручик ЮНА, Белград. 1947 год
Наконец-то раздается гудок паровоза, и наш поезд потихоньку страгивается. Мы смотрим на проводниц с флажками и на перрон с немногочисленными провожающими. Мы покидаем столицу новой Югославии, в которой мы пробыли два месяца, познакомились с городом и интересно провели время в ожидании, пока кадровики подготовят документы и все остальное, что было необходимо для нашего отъезда.
Мы разместились и немного успокоились, а в соседнее купе сели русские солдаты. Один из них заглядывает к нам, знакомимся, – его зовут Ваня. Он пехотинец, молодой такой, со светлыми волосами; по-видимому, едет домой. Время вечернее, надо ужинать и отдыхать. Мы открываем наши чемоданы и пакеты, режем белые батоны хлеба и вскрываем небольшие консервы с колбасой в сливочном масле. Приглашаем и Ваню, но он отказывается: стесняется или ему сказали с иностранцами не общаться. Тогда мы этого не знали. Через некоторое время Ваня и другие русские солдаты достают свои вещмешки и тоже начинают ужинать. Но достают они буханки черного хлеба и сушеную или вяленую рыбу. Мы удивляемся этим продуктам. В пути наш лейтенант будет получать и для нас такие же продукты в специальных складах, которые были при вокзалах больших железнодорожных станций. Мы не знали, что в стране плохо с продовольствием, что существует карточная система. Мы тогда не знали и того, что наши батоны пеклись из белой муки, которая на баржах по Дунаю поступала к нам из России.
Мы улеглись на твердых полках и под стук колес быстро уснули. Что происходило в два следующих дня, я сейчас не помню. Помню только, что наш поезд проехал Венгрию, забрался и перевалил через Карпаты и сейчас мчался по бескрайным полям Украины. Я смотрел на эти поля и все думал о том, что здесь проходила война и эта земля обильно пропитана кровью советских солдат. Я думал и о том, каково же было здесь простому солдату, за что ему было цепляться? Только зубами, как пел наш замечательный поэт и певец В. Высоцкий в одной из своих песен. Картина, конечно, была унылая: поля и поля, покрытые снегом. Поэтому следов войны тоже было не видать, если не считать торчавших из снега остатков стен разрушенных зданий железнодорожных станций и прилегающих к ним построек. За трое суток мы все-таки добрались в Москву. Вот она – заснеженная, вся в огнях и морозами прижатая. Люди, одетые в шубы, в валенках и меховых шапках, вдыхая холодный воздух, спешат на работу, – они с раннего утра уже на ногах. Бренчат трамваи, раздаются сигналы такси, проталкивающихся назойливо из ряда в ряд.
Мы приезжаем на Киевский вокзал. На вокзале народу много. Мы осматриваемся и находим две свободные скамьи. Опускаем на них свой багаж, продолжая стоять и рассматривать огромные залы. Рядом на скамейке сидит девушка в военном. Я здороваюсь. Она отвечает, подает мне руку и говорит: «Нина Пичугина». Завязываем разговор, вначале просто так: кто и откуда. А затем незаметно, полушутя и про любовь.
– А вы любили? – спрашивает меня Нина?
– Да, конечно, – отвечаю я.
Она лукаво улыбается и слегка покачивает головою. Что это означало, я не понял, но, наверно, то, что я еще слишком молод и легкомыслен для таких разговоров. Нина была из Гомеля, сейчас она ехала домой в отпуск. А может быть, после увольнения