ли он когда-нибудь полностью восстановиться? Никто не может сказать. Врачи и медсестры все говорят о следующих шагах: физиотерапии, логопедии, консультировании, даже если появится депрессия, о которой нас предупреждали, – но никто не готов прогнозировать, какова вероятность того, что хоть что-то из этого действительно сработает.
Я считаю, твоя самая большая надежда на выздоровление заключается в том, чтобы просто оказаться здесь, под этой крышей.
Конец сентября 1957 года. Раннее утро у школьных ворот, а небо все еще больше желтое, чем голубое. Тучи над колокольней рассыпались, а лесные голуби мурлыкали свою страшно тоскливую песню: «Ох-у-ух-ух-ох-ох». И вот Том вернулся ко мне.
К тому времени я преподавала уже несколько недель и привыкла к школьному распорядку. Мои ноги окрепли, и я научилась контролировать дыхание. Но при виде Тома мой голос исчез окончательно.
– Марион!
Я столько раз представляла себе его мужественное лицо, его белоснежную улыбку, его обнаженные крепкие предплечья, и вот он здесь, на террасе Королевского парка, стоит передо мной и выглядит меньше, чем мне казалось, но более утонченным; после почти трехлетнего отсутствия лицо его похудело и он выпрямился.
– Я подумал, не наткнусь ли на тебя. Сильви сказала мне, что ты начала преподавать здесь.
Элис Рамбольд протиснулась мимо нас, напевая: «Доброе утро, мисс Тейлор», – и я попыталась взять себя в руки.
– Не бегай, Элис. – Я не сводила глаз с ее плеч и спросила Тома: – Что ты здесь делаешь?
Он одарил меня легкой улыбкой.
– Я просто… гулял по Королевскому парку и хотел взглянуть на старую школу.
Даже тогда я не слишком поверила этой отговорке. Неужели он на самом деле пришел сюда, чтобы увидеть меня? Он разыскивал меня? От этой мысли у меня перехватило дыхание. Мы оба молчали какое-то время, а потом мне удалось сказать:
– Ты теперь полицейский, не так ли?
– Верно, – сказал он. – Полицейский констебль Берджесс к вашим услугам.
Он засмеялся, но я видела, что он был горд.
– Разумеется, я все еще на испытательном сроке, – добавил он.
Затем он осмотрел меня с головы до ног, довольно нагло, не торопясь. Мои руки сжали корзину с книгами, пока я ждала, пытаясь прочитать приговор на его лице. Но, когда его глаза снова встретились с моими, выражение его лица осталось прежним: ровным и слегка закрытым.
– Прошло столько времени. Все изменилось, – сказала я, надеясь сделать комплимент, каким бы неискренним он ни казался.
– Правда? – После паузы он добавил: – Ты – точно да.
Затем быстро, прежде чем я успела сильно покраснеть:
– Что ж, полагаю, мне не следует тебя задерживать.
Сейчас мне кажется, что он посмотрел на свои часы, но это может быть неправдой.
У меня был выбор, Патрик. Я могла бы быстро попрощаться и провести остаток дня, желая, чтобы у нас было больше времени