нарушить привычный ход жизни.
Чем ближе путник подходил к городским стенам, тем больше поднимался ветер и трепал его старый черный плащ, который и без того выглядел значительно короче, чем требовала могучая фигура.
Обрывки капюшона прикрывали лицо, виднелась лишь черная борода. И все же его узнавали повсюду.
Завидев эту странную фигуру издалека, стражники, вытянулись по струнке и замерли в напряжении, караульный бросился со всех ног в город. Странник подходил все ближе. Было что-то несуразное и в то же время величественное в его размеренных шагах босыми ногами по раскаленному песку, грозном взгляде из-под обрывков дешевого плаща и богатырской фигуре со смиренно опущенными плечами. Казалось, что ему неудобно за свой исполинский рост и он специально сжимает могучие плечи, стараясь казаться меньше.
Поравнявшись со стражниками и ни разу не взглянув на них, путник молча прошел мимо преклонивших перед ним колени мужчин с саблями. По городу уже летела молва, намного опережая виновника переполоха:
– Мудрый пришел в город! Мудрый вышел из пещеры! Мудрый в городе!
Он проходил по мощеным камнем улицам, глядя поверх крыш приплюснутых домов, поверх выглядывающих изо всех окон и дверей горожан, проходил мимо большой базарной площади, и везде люди с почтением расступались перед ним и падали ниц.
Молва летела дальше:
– Мудрый покинул свою пустыню! Мудрый идет ко дворцу царя!
Царь восседал на ярких цветных подушках. Изнеженное тело в драгоценных шелках била мелкая дрожь. Не в силах справиться с охватившим страхом и волнением, восточный правитель велел всем выйти, как только пустынник вошел в зал. Стараясь скрыть смятение и взирая на фигуру в лохмотьях с напускной самоуверенностью и бравадой, он громко вскрикнул:
– Приветствую тебя, о Мудрейший!
– Бог разрушит твой город.
– За что?
– Женщины твоего города убивают младенцев.
– Мои жены каждый год рожают сыновей и дочерей! Ты ошибаешься, Мудрый.
– В то время как жены твоих воинов пьют отвар, который убивает младенцев еще до рождения.
– Да как они посмели! – бледное лицо царя покраснело от возмущения.
– Ты не платишь их мужьям жалованье, и им нечем кормить своих детей, поэтому они убивают младенцев до того, как те испытают голод и нужду.
– Я наведу порядок и все исправлю!
– Твой город погибнет.
– Замолчи!
– Твой город погибнет.
–Я требую, чтобы ты замолчал! Я царь! Передо мной трепещут все подданные. Замолчи!
– Твой город погибнет.
– Стража! Стража! В тюрьму его! Тащите в подземелье! Этот человек обезумел и накликает на нас беду, если оставим его на свободе.
Стражники стояли молча. Словно окаменев от ужаса, они не решались прикоснуться к Мудрому, которого даже их родители почитали за посланника Бога, того, кто читает в сердцах людей, как в книге. И тогда Мудрый, усмехнувшись, сам пошел в сторону тюрьмы, а стража, словно свита, следовала за ним. Стражники пришли в себя, только закрыв ворота темницы за Мудрым. Правитель города, их великий царь, уже давал новое поручение: обыскать весь город, найти ведунью, которая дает отвары женщинам, и казнить сегодня же на центральной площади.
Ровно год спустя, тяжело дыша, царь спускался по ступеням в подземелье, где томились преступники и другие неугодные, кого по каким-то причинам нельзя было казнить или оставить на свободе. Темницу Мудрого определить было не сложно, и еще до того, как на решетку указали стражники, правитель знаком велел открыть дверь и оставаться ждать снаружи.
– Мой город засыпало песком. Весь город, все дома. Из пустыни налетела песчаная буря такой силы, что даже старики не могут вспомнить, было ли такое когда-нибудь. Ураган бушевал целые сутки. Мой младший сын погиб… И другие дети в городе тоже. Почему ты молчишь? Тебя ведь называют Мудрым?! Так скажи хоть что-нибудь! Почему Бог тебя и отсюда слышит, а меня – нет?
– Потому что ты заглушил этот голос в себе, а я разговариваю с ним каждый день.
– Но я прошу его говорить со мной!
– Ты просишь говорить, но не хочешь слышать ответы. В тебе живет страх. Ты всегда боишься. Даже сейчас ты пришел ко мне из-за страха.
Царь молчал, и лишь тяжелое дыхание нарушало тишину темницы. Пустынника было велено держать отдельно от других узников, поскольку царь опасался любого его контакта с людьми. Слишком хорошо шаху была известна сила воздействия великого пустынника на людей.
– А у тебя нет страха?
– Нет, чего мне бояться? У меня ничего нельзя отнять. Что я потерял, когда ты заточил меня в темницу?
– Свободу.
– Глупец, свободу нельзя отнять, когда она у тебя внутри. Я лишь приобрел оттого, что оказался здесь.
– Но что можно приобрести здесь? – правитель всматривался в лицо Мудрого, пытаясь понять, не издевается ли тот,