во все это занесло? Я же интроверт, мне никто не нужен, я самодостаточна. Мне не нужны люди, чтобы делать то, что я люблю.
А теперь у меня четверо детей, любящий ласку муж, и даже 18-летней дочери, студентке, до сих пор от меня что-то нужно. Как я во все это попала? Я всего лишь хочу учиться и читать книжки в своей комнате. А половину своей жизни отдаю этим людям, которых люблю. Да, люблю. И если бы встать в том саду расходящихся тропок, где можешь выбрать любую и свернуть в любом направлении, я пошла бы снова своей неровной дорожкой, потому что понимаю, что жизнь была бы совсем другой, но совсем безрадостной, без того смысла, который в ней есть сейчас, да, без забот и хаоса, но без той полноты и глубины, которую создали в ней дети.
И теперь, увидев эту жизнь, где я в теле воина умираю в невыносимом одиночестве, поняла, почему мне это всё дано. Это молитвы нашей души – моей и его – перед смертью. Не быть одному. Больше никогда не быть одному. Окружать себя множеством людей и детей. И это мой дар, который я забрала. Сколько меняла мест работы – всегда у меня появлялись мои люди, с которыми дружу до сих пор. Я даже мастеров, которые наводят мне красоту – неважно, мужчины или женщины – делаю “своими”: сближаюсь с ними, перехожу в приятельские и дружеские отношения. Не специально, нет такой цели. Теперь понимаю почему. А еще места, где нахожусь подолгу, я делаю своими, осваиваю, обуючиваю, наполняю их своим духом и веселостью. И теперь, когда я уйду, останутся точки на карте, где обо мне подумают мои люди, посмеются над нашими совместными шутками или повосхищаются чем-то, у меня почерпнутым, согреются теплым воспоминанием обо мне.
Я бы не вырезала из этой кинопленки ничего, потому что в тех кусках – самая суть и соль. А без соли-то ведь пресно – это я вам как мать и повар говорю.
Щедрое сердце
У синих вод Адриатического моря жил веселый и щедрый парень. Маму он потерял при рождении. Остались они с отцом в ветхой лачуге, которая досталась тому еще от его родителя. Отец мальчика был рыбаком, и что-что, а накормить сына всегда знал чем. Приучил он его сызмальства к морскому промыслу – как натягивать леску да подвешивать камушек, как покрепче привязать крючок да куда закинуть удочку, где найти рыбное место да как почувствовать, что будет гроза.
Старую шершавую лодку из горной сосны, которую еще дед выдалбливал, берегли пуще дома своего, ведь она кормила их и давала доход от проданной рыбы. Чтобы добыть эту сосну, дед с его другом-рыбаком ходил высоко в горы, долго выбирали, чтобы удобнее было снять с корня. Несколько дней ночевали рядом, пока подпиливали необъятный ствол. Угловатым топором с лезвием как у мотыги, теслом, выбирали сердцевину, обтесывали, срезали тонкую стружку, шлифовали, жгли факелом. Два дня волокли к морю, затем вымачивали и мариновали будущую лодку в соленой воде. Когда же довели форму до совершенной, ласково обтерли воском и смолой, чтобы служила его “Адрия” (так назвал он свое создание в честь любимого моря, где вырос и пригодился) не один десяток лет.
Конец