капюшона открывался не самый широкий обзор – Тейвон видел лишь то, что находилось у него под ногами и изредка то, что было перед самым носом, все остальное было скрыто от его глаз тяжелой черной тканью. Кисти рук, занятые гладкими бусинами четок, прятались под длинными, почти до колен, рукавами, балахонистое одеяние лишь слегка было подхвачено поясом, но движения сковывало неимоверно – ноги путались в подоле, тянущемуся по полу и норовящему за что-нибудь зацепиться.
А ведь помимо того, чтобы держать голову опущенной и медленно плестись со смиренным видом вслед за гвардейцами, Тейвону приходилось сжиматься всем телом, нарочно сутулиться, чтобы выглядеть меньше, чем он был на самом деле.
– Кажется, наш Геллиус перестал поститься, – Осмеял его Эйден, увидев друга в образе главы ордена.
– Ты не придирайся, – Осадил наглеца Тейвон, – Если этот мерзавец его и видел, то только издалека. Главное – волосы и балахон на месте.
И если с волосами проблемы не было, то балахон с каждой минутой раздражал все сильнее. И как Геллиус ходит в нем всю жизнь?
Как-то исхитрившись выглянуть из-под капюшона, Тейвон поймал обеспокоенный взгляд идущего рядом Эйдена и тут же отвернулся. В то, что их план может пойти прахом, верить не хотелось, а потому король настойчиво гнал от себя все подобные мысли.
Он давно не бывал в подземелье и уже успел забыть, как здесь сыро и зябко, как коптят факелы на каменных заплесневелых стенах, как отдается эхом стук капель по полу и как тяжело дышится этим гадким спертым воздухом. Отсюда хотелось если не сбежать, то хотя бы выйти, но предстояло потерпеть, да еще и глядя в глаза той твари, которая убьет тебя, не задумавшись, просто за то, что ты не такой, как она.
Гвардейцы медленно открыли тяжелую деревянную дверь камеры, укрепленную решеткой, и в тесную затхлую комнату тут же шмыгнул Эйден, держащий руку на эфесе шпаги. С нарочитой медлительностью Тейвон двинулся за ним, не забывая перебирать пальцами бусины четок.
В камере воняло еще хуже, чем в коридоре – к запаху сырости добавилась еще и настойчивая вонь блевотины, Тейвон поморщился и окинул помещение взглядом, насколько это мог позволить ненавистный капюшон.
Здесь не было ничего, кроме отсыревшего тюфяка на полу и отхожего ведра в углу, но камера все равно казалась тесной, словно гроб. И еще теснее ее делал человек, что сидел на полу, закованный в цепи, но при этом совершенно свободный в своих словах и взглядах. Он не сводил с Эйдена пылающих ненавистью глаз, избитое лицо перекосилось в хищной ухмылке.
– Надо же! Быстро вы явились, – На кирацийском он говорил без малейшего акцента, – Еще и этого… еретика с собой притащили.
Тейвон не просто заметил на себе взгляд Эйдена, он его почувствовал. А вот предполагаемый камарил явно не ощущал ничего подозрительного – что ж, подойдем ближе.
– Разве может говорить о ереси человек, помысливший убийство? – Тейвон сделал шаг вперед. Фраза получилась невнятной и корявой, тихий возвышенный голос – еще хуже, но вряд ли этот псих вообще его слушал.
Недо-камарил