со светлыми волосами и шрамом на подбородке.
Однако человек, подошедший к дверям вестибюля и высунувший сердитую физиономию, был типичным сторожем колледжа: лет шестидесяти двух, с изборожденными морщинами щеками и лбом, с настороженными голубыми глазами, слезившимися от слишком частого общения с бутылкой. На поясе у него висел большой будильник.
– Здание закрыто! – сказал он.
– Знаю, – ответил Энди, – но я сегодня утром участвовал в эксперименте и, кажется…
– Не имеет значения! По будням здание закрывается в девять! Приходите завтра!
– …я забыл в кабинете часы, – сказал Энди. Часов у него вообще не было. – Что скажете, а? Только быстренько гляну.
– Не могу, – как-то странно, неуверенно сказал сторож.
Ничуть не задумываясь, Энди шепнул:
– Конечно, можете. Я лишь взгляну и тут же уберусь. Вы даже не запомните, что я тут был, да?
Неожиданно возникло странное ощущение: словно он выплеснулся из самого себя и подтолкнул этого престарелого охранника, только не руками, а головой. Охранник сделал два-три неуверенных шага назад, выпустив из рук дверь.
Энди вошел, слегка озабоченный. Голову его пронзила острая боль, тут же перешедшая в тупую, которая утихла спустя полчаса.
– Эй, как себя чувствуете? – спросил он охранника.
– А? Конечно, хорошо. – Подозрительность охранника прошла; он одарил Энди дружеской улыбкой. – Поднимайтесь и поищите часы, если хотите. Не торопитесь. Я, возможно, даже и не вспомню, что вы были здесь.
Он побрел прочь.
Энди недоверчиво посмотрел ему вслед, рассеянно потер лоб, словно успокаивая небольшую головную боль. Что он, Боже правый, сделал с этой старой перечницей? Но что-то сделал, это уж наверняка.
Он повернулся, направился к лестнице, стал подниматься. Верхний холл был затененный и узкий. Энди охватило неотступное чувство клаустрофобии, и дыхание перехватило будто невидимым ошейником. Здесь, наверху, здание словно вдавалось в поток ветра, и он, тоненько напевая, разгуливал под карнизами. В кабинете номер 70 была пара двойных дверей с матовыми стеклами в верхней части. Энди стоял перед ними, слушая, как гуляет ветер по желобам, водосточным трубам, шурша заржавелыми листьями ушедших лет. Сердце его тяжело стучало.
Он чуть было не ушел; казалось, лучше ничего не знать, просто забыть обо всем. Но он протянул руку, взялся за одну из дверных ручек, убеждая себя, что беспокоиться нечего, поскольку эта чертова комната заперта, ну и слава Богу.
Однако она не была заперта. Ручка легко повернулась. Дверь открылась.
Пустую комнату освещал колеблющийся лунный свет, он пробивался сквозь раскачивавшиеся от ветра ветки старого вяза за окнами. Света было достаточно, чтобы увидеть, что коек больше нет. С грифельной доски все стерто, она вымыта. Схема свернута, как оконная штора, свисало лишь кольцо, за которое тянут. Энди подошел к нему, протянул дрожащую руку, потянул за кольцо вниз.
Мозговые полушария: