нимания и не давала ни малейших надежд на перемены к лучшему. Потому пора заканчивать с ней, незамедлительно. Сегодня. Сейчас.
На миг Он приблизился к волшебному зеркалу – зеркалу Вселенной, отделявшему высший мир от мира материального: на его тусклой непрозрачной поверхности непрестанно отражался каждый миг прошлого, настоящего и будущего в любом из тысяч миров на миллиардах планет в миллионах звездных систем. Их было множество, но Он мог видеть все. И каждого в отдельности.
Создатель всмотрелся в зеркало, туда, где голубой бусиной мягко светилась Земля. И Его взгляд устремился к движущейся точке, микроскопической точке, которая чем-то привлекала внимание…
Глава 1. Город Донск
Все случается так, как нужно, и тогда, когда нужно. У жизни очень простая формула.
Павел Петрович Красавин был избран на третий срок в качестве мэра города Донска. Сам по себе этот факт наполнял душу радостью, особенно в теплый пятничный вечер, когда служба окончилась и, покинув здание мэрии, Павел Петрович твердой походкой, размахивая левой рукой, шел к автомобилю. Водитель Василий уже ждал, чтобы отвезти начальника домой, к жене и детям.
Павел Петрович был неплохим мэром: его мысли чаще были заняты общественным, а не личным, и крутились вокруг Донска: как сделать город лучше, чище, уютнее. В этом Павел Петрович преуспевал.
Донск – небольшой городок в триста тысяч жителей, – располагался на берегах узкой извилистой реки Донки, светлый, немного провинциальный, с широкими проспектами и просторными прямоугольными площадями, украшенными массивными фонтанами – о таком городке раньше сказали бы «уездный».
Улицам и переулкам здесь давали названия, связанные с деревьями, птицами, животными. Был и Лебединый переулок, и Липовая аллея, и Каштановый проспект. Названия отражали действительность: Донск утопал в зелени, крыши домов скрывались за могучими ветвями, а осенью улицы засыпало золотым дождем опавших листьев, которые дворники не успевали убирать. Листья царили над городом, порхали в воздухе, скрывали в резных узорах солнечные лучи, устилали дорожки, площади, мостовые, весной их сменяли ковры из зеленых сережек и белых лепестков.
Высотных домов в Донске почти не было, – в основном низкоэтажная застройка, раскинувшаяся по обоим берегам, – но позднее, уже при новом мэре, справа от Донки устремились в небо башни, стеклянные, прозрачные, тонкие. Жители города их не любили, предпочитали гулять в старых районах, среди небольших особнячков с витиеватыми фасадами, короткими водосточными трубами, узорными балкончиками и массивными подоконниками. Летом они были заставлены поддонами с геранью и петуньями, спускавшимися к тротуару буйными розовыми плетями.
Павел Петрович старался, чтобы в городе стало больше парков, меньше автомобильных происшествий, и не было, упаси боже, преступлений, следил и за коммунальным хозяйством, и за настроением граждан, в общем, был отличным градоначальником, но не без недостатков, конечно. И если другие власть имущие, в стремлении сделать город лучше, порой превращали жизнь его обитателей в настоящий ад, бессмысленно и беспощадно перекладывая плитку и асфальт, выстраивая в очередь вереницы укладчиков-катков, реставрируя и без того неплохие фасады, организуя клумбы и детские площадки там, где они никому не нужны, то Павел Петрович имел другую, но столь же всепоглощающую страсть: обожал сносить дома. Вот и сейчас, в дороге, он выглядывал из окна автомобиля представительского класса, размышляя, какой дом снести, чтобы на его месте построить новый. Повыше. Да продать в нем квартир побольше и подороже.
Жители Донска не разделяли странного увлечения, их устраивали дома, в которых они проживали, благо, те были добротны, отстроены на совесть еще при прошлой власти. Но разве убедишь Павла Петровича!
С беспощадностью и стремительностью орла, защищающего гнездо, кидался он на строения, которые, по его мнению, требовали благоустройства и реновации, особенно реновации, зачастую под его горячую руку попадали школьные здания, администрации, заводы и фабрики. Дошло до того, что промышленные предприятия Донска были вынесены за пределы города, в единую заводскую зону, а там, где они располагались прежде, Павел Петрович построил симпатичные, прилепившиеся друг к другу, как ласточкины гнезда, таунхаусы, одинаковые, будто клонированные.
– Как думаешь, Вася, – спросил мэр водителя, – Надо бы пустые дома снести? Заброшенные. Есть тут еще, осталась парочка.
– Да быть того не может, – невозмутимо откликнулся Василий, продолжая следить за дорогой. Других автомобилей было не так много, Вася мог повернуться к собеседнику, но он считал доверенную ему жизнь величайшей ценностью, а потому не смел отвлекаться.
– Остались, остались, я тебе говорю, – пробормотал Павел Петрович, обращаясь скорее, к самому себе, чем к Василию, – Видел недавно на плане, смотрел, изучал. Не так много, но есть еще. Как и развалюхи, театр, например. Ну куда, скажи, в приличном городе такой театр? Это же стыд, засмеют! Приедет администрация района – и засмеют, так ведь?
– Театр – здание старинное, – в голосе Василия послышалось сомнение, и он пожал плечами. –