до самоубийства.
Бисквитные мишки сильно крошились, и Рики пришлось встать с кровати. Она бросила коробку на пол, закрыв глаза на протесты хозяина комнаты.
– Что нам делать до выпускного? – спросил Хилари.
– Барни должен похудеть, – ответила Перри.
– Я не собираюсь худеть.
– Ну, извините! – Девушка встала перед ним и уперла руки в бока, слегка наклонившись. – Выбирай: либо ты меняешься ради другого человека, либо остаешься таким, какой есть, и, возможно, лет через пять, если тебя не разнесет, найдешь какую-нибудь девицу.
Молчание. Впервые Рики была так решительна и холодна к нему.
Не прошло и недели с тех пор, как их жизни переплелись связью шантажиста и жертвы. За это время Рики перепробовала разные способы, чтобы заполучить свободу, но тщетно. Она старалась перевести все в шутку, думать об этом как об игре, представлять, как Барни будет расплачиваться за то, что решил ее шантажировать. Сначала получалось, но чем больше проходило времени, тем сильнее Рики хотелось огреть «друга» чем-нибудь тяжелым, хотя бы чтобы высвободить злость.
Как же сложно жить под одной крышей с человеком, которого хочешь задушить за то, что он с помощью своей хитрости поменял вас местами! И вот теперь ты – жертва, а он – шантажист.
– Определяйся, – повысила голос Рики. – Ну!
Барни не хотел изменять своим принципам. Он всегда считал, что если его кто-то действительно искренне полюбит, то сначала именно его душу и лишь потом – тело. Можно придать себе товарный вид, но рано или поздно он потеряется, и тебя выбросят. Это как со старыми игрушками: есть те, которые полюбились сердцу, несмотря на изношенность, а есть те, которые ты выбрасываешь без оглядки. Барни знал, что если он станет накачанным красавцем, то любить его будут не за мозги, голос, харизму, милую неуклюжесть и особенности характера, а за кубики на животе и мускулистые руки.
– Я не буду меняться, – сказал он. – Я чувствую себя хорошо и так. Это я и есть – Барни Браун.
Пыл Рики угас. Она заметила растерянный взгляд Хилари на себе и вздохнула, опускаясь на кровать. На секунду образ Барни как тихого тирана в ее представлении пошатнулся, но гордость вовремя восстановила равновесие.
– Что ж, тогда можешь продолжать есть свои чипсы, толстеть и надеяться, что твоя зазноба полюбит тебя таким. – Она обернулась к нему и продолжила с видимым сожалением и даже жалостью в голосе: – Знаешь, если бы ты кому-нибудь нравился таким, какой ты есть, то уже был бы не один. Не то чтобы я считаю тебя толстым, нет. Ты вполне нормальный, просто рыхлый…
– Рики, – прервал ее Хилари.
– А у людей предвзятое отношение к таким, как ты…
– Хватит…
– Так уж получается, что нам приходится либо быть самими собой, либо другими для принятия обществом. Редко когда наша настоящая сущность привлекательна для остальных.
Хилари собирался возразить, но слова Рики поразили его сердце прежде, чем он успел раскрыть рот. Барни молчал, погруженный в раздумья. Он признавал, что Рики в чем-то права. Это ведь так просто – быть собой,