вы тоже благодарствуйте, – неожиданно для себя ответили жены и неуклюже поклонились Руженке в ответ.
Так в Горичании зародился капитализм.
14. Развитие горичанского капитализма
и его издержки
Казалось бы, все устроилось как нельзя лучше. Постоялец по-прежнему скрипел пером в углу, расплачивался с Руженкой извлекаемыми из сундучка золотыми – как будто там у него их была бездонная бочка. Все больше и больше трясиновских мужиков подались на разного рода заработки, дома и в округе, поденно и урочно, ибо без денег им в трактире ни в коем разе не отпускали. Трясиновские жены все лучше и лучше навострились перехватывать идущих с заработков кормильцев в притрактирных переулках, а те, в свою очередь, научились прятать медяки за подкладкой тулупов, да так, чтобы жены смогли некую часть отыскать и тем удовлетвориться, а на оставшуюся заначку можно было неплохо погулять.
Жены знали, что мужики припрятывают деньги по разным рукавам да карманам, то тоже не зарывались, делая вид, что вполне удовлетворены и довольны найденным в кушаке полупустым кошельком и весьма искусно разыгрывали изумление от того, что вроде бы совершенно обезденеженный муж все-таки сумел каким-то образом надраться. «Уж кто тебе, болезному, подал на пропой-то?» – не очень фальшиво причитали они, собирая своих благоверных у руженкиного забора, который со старого времени стал именоваться «Игнатовым лежбищем». Мужья неопределенно махали руками: кто надо, мол, тот и подал, не твоего это, дура, ума дело. Жены на такие жесты не обижались – как и положено умным женщинам, они были выше этого.
Однако пани Руженка понимала, что жизнь не стоит на месте. Прослышав об экономическом росте Трясиновки, в нее переехал разорившийся немецкий пивовар и тоже открыл питейное заведение – правда, на противоположном конце от пани, и обжигалку там не подавали, так что конкуренция ей от этого была, так сказать, косвенная. Затем пронеслись слухи о том, что, дескать, где-то неподалеку тесную забегаловку открыл один ушлый еврей, и что у него страсть как дешево, хотя и слегка разбавлено, и что он даже иногда дает в долг[46]. Тут Руженка поняла, что надо действовать, и несколько недель бродила по горисландским полям, рощам, лесам и болотам, разыскивая новые травы да ароматы, которые бы могли бы стать достаточным залогом верности ее посетителей и послужить страховкой на то время – наступление оного она с ясновидческой горечью проницала – когда Миколины золотые наконец иссякнут.
После придирчивого изучения на вкус, запах и ощупь некоторые травы ей особенно приглянулись и, тщательно их очистив, просушив и растолчив, Руженка начала подсыпать душистые порошки всех цветов к тем или иным настоям. Поначалу новые сорта обжигалки предлагались за полцены, поэтому вскоре с ними были ознакомлены все взрослые трясиновцы. Но потом случилось неожиданное. С высот современной науки мы можем высказать предположение, что, скорее всего, среди этих трав была одна, по всем приметам болотная, обладавшая