его приход заканчивался банальной пьянкой, после которой отец становился просто невыносим. Доставалось и маме, и семилетней Раиске-ириске, если она не успевала спрятаться или убежать к соседской подружке Наташе. Скандалы случались нечасто, но случались, и от этого атмосфера в семье не становилась спокойнее. Но в такой день не хотелось думать о плохом.
Устроившись на заднем сиденье, она крепко прижимала охапку белой сирени и, напрягая воображение, пыталась представить встречу с мамой и новой сестрёнкой.
Ну, правда, как это будет?
Закрыв глаза и спрятав лицо во влажных и прохладных гроздьях, она воображала себя в сказочном саду, сплошь засаженном аккуратными рядами цветущей сирени. Тонкий, восхитительный аромат зыбким облаком витает невесомо. Яркое солнце пронизывает всю эту белопенную благоухающую кипень, над которой еле слышимой музыкой льётся пчелиное жужжание.
И вот по идеально ровной и прямой аллее навстречу ей медленно выходит мама, одетая в длинный развевающийся голубой хитон. На её руках сидит новорождённое дитя и широко улыбается старшей сестре, протягивая к ней ручонки. Мама наклоняется и подаёт дочери драгоценную ношу. Рая в замешательстве оглядывается вокруг, не зная, куда положить букет, чтобы освободить руки и принять ребёнка, и… слышит мужской голос:
– Давай сюда цветы-то. Ты спишь, что ли? Приехали уже, выходи.
Рая с раннего детства не могла привыкнуть к той несправедливости, что отец, мягко сказать, не особенно ласков в обращении с ней. Вряд ли ей была до конца понятна суть сложившихся отношений. Но каким-то внутренним детским чутьём почитала это за природную мужскую чёрствость, которая есть лишь прикрытие неумения или нежелания найти контакт с ребёнком. Бывая в других семьях, подмечала – с дочками мужчинам это сближение даётся труднее, чем с мальчишками. Поэтому её чаще тянуло к маме, а там… набежавшие слёзки быстро высыхали на уютной маминой груди.
– Ты на него, малышка, не обижайся, папа тебя любит так же, как и я. Просто он мужчина, тяжёлая работа, устаёт, конечно, оттого и срывается иной раз. Мы с тобой, детка, женского происхождения, и нам по этой причине предназначено быть терпеливее. Надо, может, когда-то и смириться с обидой, уступить, сделать так, как отец скажет. Будешь ты покладистой, и он станет помягче. Не стоит плакать. Успокоилась? Вот и хорошо.
Слёзы высыхали, но это не удаляло из памяти горьких детских обид. Они из раза в раз лишь напластовывались на неокрепшую душу, создавая тем самым непонятную разделительную, но в то же время защитную оболочку. Она всё реже обращалась к папе с какими-либо просьбами, сторонилась поддерживать изредка начинаемый им разговор. А ему такие отношения, похоже, только облегчали жизнь.
Однажды, после очередного домашнего «концерта», Рая отчётливо поняла для себя – папа её не любит! И с горделивой обречённостью приняла это понимание. Перестала плакать и искать утешения у мамы. Больше молчала и старалась не находиться дома, когда появлялся отец. Замкнулась. Хотя, возможно, ещё и не понимала до конца значение слова