действием, предпринятым мною в жизни, было то, что я обеими руками схватил себя за нос. Матушка моя, увидав это, назвала меня гением, а отец разрыдался от радости и подарил мне трактат о носологии. Его я изучил в совершенстве прежде, чем надел первые панталоны.
К тому времени я начал приобретать научный опыт и скоро постиг, что когда у человека достаточно выдающийся нос, то он разнюхает дорогу к славе. Но я не обращал внимания ни на одну теорию. Каждое утро я дергал себя за нос разок-другой и пропускал рюмочек пять-шесть.
Когда я достиг совершеннолетия, отец мой как-то пригласил меня зайти к нему в кабинет.
– Сын мой, – спросил он, когда мы уселись, – какова главная цель твоего существования?
– Батюшка, – отвечал я, – она заключается в изучении носологии.
– Роберт, – осведомился он, – а что такое носология?
– Сэр, – пояснил я, – это наука о носах.
– И можешь ли ты сказать мне, – вопросил он, – что такое нос?
– Нос, батюшка, – начал я, весьма польщенный, – пытались многообразно охарактеризовать около тысячи исследователей. – (Тут я вытащил часы.) – Сейчас полдень или около того, так что к полуночи мы успеем пройтись по всем. Итак, начнем: – Нос, по Бартолину, – та выпуклость, тот нарост, та шишка, то…
– Полно, полно, Роберт! – перебил достойный старый джентльмен. – Я потрясен обширностью твоих познаний… Я прямо-таки… Ей-богу… – (Тут он закрыл глаза и положил руку на сердце.) – Поди сюда! – (Тут он взял меня за плечо.) – Твое образование отныне можно считать законченным; пора тебе самому о себе позаботиться – и лучше всего тебе держать нос по ветру – вот так-так-так – (Тут он спустил меня с лестницы и вышвырнул на улицу.) – так что пошел вон из моего дома, и бог да благословит тебя!
Чувствуя в себе божественный afflatus [16], я счел этот случай скорее счастливым. Я решил руководствоваться отчим советом. Я вознамерился держать нос по ветру. И я разок-другой дернул себя за нос и написал брошюру о носологии.
Брошюра произвела в Бели-Берде фурор.
– Чудесный гений! – сказали в «Ежеквартальном».
– Непревзойденный физиолог! – сказали в «Вестминстерском».
– Умный малый! – сказали в «Иностранном».
– Отличный писатель! – сказали в «Эдинбургском».
– Глубокий мыслитель! – сказали в «Дублинском».
– Великий человек! – сказал «Бентли».
– Высокий дух! – сказал «Фрейзер».
– Он наш! – сказал «Блэквуд» [17].
– Кто он? – спросила миссис Bas-Bleu [18].
– Что он? – спросила старшая мисс Bas-Bleu.
– Где он? – спросила младшая мисс Bas-Bleu.
Но я не обратил на них ни малейшего внимания, а взял и зашел в мастерскую некоего живописца.
Герцогиня Шут-Дери позировала для портрета; маркиз Имя-Рек держал герцогинина пуделя; граф Как-Бишь-Его вертел в руках ее нюхательный флакон; а его королевское высочество Эй-не-Трожь облокачивался о спинку ее кресла.
Я подошел к живописцу