неизвестных мне духов, а может это травы, не знаю. Мне очень хочется её обнять, наверное она думает щас то же самое, и всё таки я не решаюсь это сделать, хоть и предполагаю как у неё теплеет внизу живота. За тяжёлой занавеской, что-то шевелится, наверное кот, думаю я, не отводя глаз от неё. Она легко встаёт и уходит в направлении соседней комнаты, оборачиваясь в дверях, шёпотом просит, зайти туда минут через пять.
– Хорошо – спрашивает она, на прощание. Я как и прежде киваю головой в знак согласия. Прошло пять минут, а может десять, я не знаю, мне кажется целая вечность, занавеска по прежнему слегка шевелится, но мне не до неё. В соседней комнате горят свечи, на подоконнике дымят благовониях. Анна Павловна лежит на кровати, я медленно приближаюсь к ней, смакуя каждый шаг, предвкушая развязку. Она встаёт, трогательно берёт меня за руку и ведёт к дивану на которой можно поместить слона. Я как во сне. Она закрывает глаза, шепчет -
– Послушайте, это мои стихи – и начинает цитировать грудным голосом прерываемым на шёпот
мы с тобой одна дорога, ты и я,
сегодня я пьяна тобою без вина
ты родником ворвался в сердце
я как пустыня выпила тебя
ты был всегда моей мечтой
и наконец я встретила тебя
я знаю, ты мой призрачный мираж
моя последняя любовь,
под солнцем и луной
когда проснусь тебя не будет рядом
и я уйду туда, где небо и земля
У меня ощущение, будто я в раю. Она медленно встаёт с дивана и включает музыку, это Lacrimosa из Реквиема Моцарта. Анна Павловна медленно садится рядом со мной и смотрит мне в глаза, как бы спрашивая – как, тебе нравится музыка? Она закрывает глаза, глубоко вздыхая. Моя рука осторожно скользит ей под платье к бёдрам, от них исходит жаркое тепло….
Звонкая пощёчина, за ней вторая, если бы я вовремя не встал, была бы третья и неизвестно ещё сколько
– Что за хамство! – кричит она, – да как вы посмели, что вы себе позволяете!
Положение, в котором я оказался, было больше чем дурацкое, почти на грани позора. Обидные слова, как горох сыпались из её маленького пухлого рта. Мои извинения, ещё больше её раздражали. Постепенно её крики переросли в неразборчивую ругань, переходящую вопль, словно я похитил её девственность. Мне ничего не остается как уйти от неё, по-английски хлопнув дверью: подумал я, осторожно двигаясь в направлении выхода. По дороге к двери, я не удержался и отдёрнул занавеску. На подоконнике сидел персидский кот, с круглым как блин головой. Барсик с сожалением смотрел на меня и как мне показалось злорадно ухмылялся.
Увидев, что я отдёрнул занавеску и посмотрел на кота, Вера Павловна подбежала ко мне и что есть силы толкнула меня в сторону двери, которую я имел неосторожность открыть. Не удержавшись на ногах, я кубарём вылетел за проём и неудержавшись загромыхал вниз по лестнице.
Утром мне звонила Леночка, обозвала меня мерзавцем, кинула трубку.
Это была одна из тех встреч с странными людьми, непонятного поведения, которые никогда не забываются, оставляя