А я уже в храм ходила регулярно, читала много. Сидим с сыном, разговариваем, а на столе православный календарь лежит, толстый такой, тематический. И я время от времени зачитываю ему что-нибудь подходящее, по теме нашей беседы.
– Мама, а что ты читаешь? – сын спрашивает. – Дай и мне, я тоже хочу это почитать.
А потом, немного погодя, и говорит:
– Мама, я хочу исповедоваться.
После третьей исповеди вышли мы с ним из храма, он остановился и говорит:
– Мама, я больше не буду ни пить, ни курить.
И с того дня бросил. А потом еще и друга своего на исповедь привел!
Муж посоветовал ему уезжать из Астрахани, в другом месте обустраиваться, искать работу:
– Здесь ты мучаешься, мятешься, но ничего здесь ты уже не построишь, а как бы чего хуже еще не вышло.
Сын решил ехать в Москву. Напутствуя его, я сказала:
– Главное, сынок, сразу же прикрепись к храму!
…Прошло несколько лет. Муж мой умер, Царствие ему Небесное, и мы с младшим сыном тоже перебрались в Москву. Сняли жилье, работаем оба в Сретенском монастыре. Выплачиваю понемногу долги банку, людям, а это все такие суммы – до конца жизни хватит!
Как-то перед Великим постом, будучи в Астрахани, забрала накопившуюся почту, извещения всякие, чтобы просмотреть все это на досуге. В Москве стала разбирать, открываю один конверт и… чувствую, что земля начинает уходить у меня из-под ног!
Это было извещение из суда. Александр Павлович взял ту расписку на 350 тысяч рублей (которые я ему уже вернула со всеми процентами, но расписку так и не смогла забрать) и подал ее в суд, насчитав при этом еще и проценты за эти годы, 800 тысяч! Вместе – больше миллиона!
Не помня себя, побежала я в крипту Владимирского храма, к образу Плащаницы, упала – плаⓒчу, плаⓒчу, плаⓒчу… и неожиданно для себя начинаю потихонечку успокаиваться…
В субботу пошла на исповедь к отцу С., рассказываю ему все, опять плаⓒчу, совета, поддержки прошу.
А он мне говорит:
– Этот человек такие угли собрал себе на голову, что просто страшно. И не только за него, но и за всех его родных. А вам одно скажу: терпите, смиряйтесь и молитесь за него.
Стала я молиться: «Господи, ненавидящих и обидящих нас прости», а груз этот такой тяжелый, такой невыносимый, все прошлое навалилось опять на меня со страшной силой!
Прихожу к отцу С.:
– Батюшка, не могу о нем молиться, сил нет.
– Понимаю, тяжело, а вы все равно молитесь, и Господь все управит, – он мне отвечает.
И вот в один из дней Великого поста спускаюсь в очередной раз в крипту к Плащанице и начинаю вдруг плакать там… от жалости к Александру Павловичу… Мне его стало жалко!
«Ведь он не понимает, – думаю, – что сотворил себе, своей жене и детям! Так неужели же я из-за каких-то денег пожелаю ему такой страшной участи?»
И вот тут, в крипте, стоя на коленях, я почувствовала, что нет уже у меня на него никакого зла, никакой обиды – я его простила.
Господь меня укрепил!
А