– в живых остался один Николай.
Его переправили в Москву, где он три месяца пролежал в одном из лучших госпиталей столицы. С первого дня и врачи, и больные стали называть его Полковником; действительно, расплывшиеся звёзды на плече совсем не походили на старлеевские. Но это была армия, здесь с уважением относились к боевым шрамам. А на гражданке такие звёзды, скорее всего, навели бы на мысль об уголовнике, попытавшемся избавиться от компрометирующих наколок.
Из госпиталя Николай вышел со стальными зубами и твёрдым намерением посвятить жизнь христианскому служению. Поступил в духовную академию, с трудом окончил её, получил приход. В захолустье, конечно – ибо был холост, а это не поощрялось. Но на большее он и не рассчитывал.
Николай считал себя счастливым человеком – он прошёл сквозь ад, заслужил покой и получил свой покой. Но смерть Дёмина вновь всколыхнула всё пережитое. И вот он лежит на кровати, сжав руками виски, и от боли не может удержать ни одной мысли.
– Бестия, – позвал Николай, – ты же спец по огню?
– А то! – гордо ответила чертовка.
– Можешь мне баньку по-быстрому раскочегарить?
– По дружбе?
– По дружбе, – согласился Николай.
– В шесть секунд! – отозвалась чертовка. – Для друга огня не жалко – ни здесь, ни там.
5
Так с тех пор и повелось – Бестия навещала Николая после вечерней службы, и они часами вели неспешные беседы. Лучший способ скоротать долгие зимние вечера, когда обрыв на линии и вся деревня сидит без электричества. Да и чертовка наверняка сбега́ла к нему не от хорошей жизни; и нечисти порой хочется отдохнуть душой. Если, конечно, у неё есть хоть какая-то душа.
Да, они враги – и что? Кому мешает их общение? Кому было бы лучше, если бы, встретив бесовку, Николай сходу перекрестил её или окропил святой водой? Столкнул бы чёртову девочку обратно в инферно – и сидел бы потом один, пялился в потухший экран да предавался грешным мыслям. А так – всё ж какой-никакой душевный собеседник. И душевный собутыльник, если тоска накатит. Правда, такое случалось не часто; чертовка пила лишь то, что горит, а спирт Николаю удавалось достать не всегда.
Но главным, конечно, были разговоры. Здесь Тонька проигрывала чертовке вчисту́ю, нечего было и сравнивать. Николай заслушивался рассказами Бестии, хотя никакими ужасами там и не пахло. Лишь скучная обыденность инфернального обывателя. Чертовка питалась пыльцой мерзости с мелких людских грешков и вполне довольствовалась таким положением. Типичное дитя долгого мира, она привыкла к спокойной жизни. И таких, как она, в инфернальном союзе было большинство.
Последнюю войну там вспоминали с ужасом и повторения никто не желал. Этот ужас сдерживал тёмные силы надёжней любых договоров. Хотя договор, конечно, тоже был заключён – высокие и низкие стороны обязались не влиять на сложившееся распределение праведников и грешников. Разумеется, это было Гауссовское распределение, иного и быть не могло. Белого Князя интересовали