чтобы пронестись сквозь череду различных бальных зал в объятиях разнообразных молодых людей с запахом изо рта.
В теории проведенный в Лондоне сезон должен был привести к тому, что один из этих «пахнущих» джентльменов воспылает к Хейзел (или, скорее, к ее весьма солидному приданому) пламенной любовью и женится на ней, хоть это и казалось довольно бессмысленным, ведь предполагалось, что она выйдет замуж за Бернарда, чтобы сохранить титул и деньги Алмонтов в семье.
«В Бернарде нет ничего плохого», – сказала себе Хейзел. Он по-своему милый, и кожа у него довольно чистая. Конечно, он, ну, глуповат, но таких большинство. К тому же тщеславен – собственные костюмы волнуют его больше всего на свете. Зато он хороший слушатель. Он частенько возился с Хейзел в грязи, когда они были детьми, и поэтому не ждет, что та станет изображать из себя хрупкую фарфоровую статуэтку, как прочие девицы из их круга.
Они с Хейзел настолько давно знают друг друга, что ему даже ее желание стать хирургом кажется чудаковатым, а не скандальным. Поддержка мужчины может оказаться необходимой, когда дойдет до зачисления на курс и сдачи Королевского экзамена по лекарскому делу, и лучше бы этот мужчина имел титул и связи. Хейзел с надеждой разгладила пальцами мятый листок объявления.
Стоял погожий осенний денек, и сентябрьский воздух был таким прозрачным, каким крайне редко бывает в Старом городе Эдинбурга, где похожие на кривые зубы деревянные домишки, усеявшие макушку холма, выпускают в небо клубы черной сажи обыденности. Лорд и леди Алмонт жили напротив Садов Принцесс-стрит – всего лишь у подножия холма, но словно в другом мире по сравнению со Старым городом: в Новом городе, в элегантном белом городском особняке на площади Шарлотт-сквер.
В итоге Хейзел так и не удалось оттереть чернила с рук, поэтому, едва лакей закрыл за ней дверцу экипажа, она сунула руки в карманы, поближе к спрятанной там листовке.
Не успела она позвонить, как дверь перед ней распахнул слуга, с пятнами пота на воротничке и поблескивающей лысиной.
В главном холле что-то происходило – он просто бурлил. Хейзел встретилась взглядом с Сэмюелем, камердинером, скользившим мимо с пустым тазом и лоскутом ткани. Сэмюель слегка поклонился.
Странного вида незнакомец – какой-то бродяга в пыльных лохмотьях – сидел неподалеку на простом деревянном стуле, прежде никогда не попадавшемся Хейзел на глаза. Вероятно, его принесли из комнат прислуги. Доктор в длинном пальто осматривал его рот.
Бродяга явно чувствовал себя не в своей тарелке среди изысканных интерьеров этого особняка. Он был тут совершенно неуместен, весь его вид выбивался из общей картины. Среди всех присутствующих лишь его рубашка была не выглажена и не накрахмалена, волосы не причесаны, лицо чумазо, и грязные разводы от пота и пыли были видны на немытой шее. Доктор поморщился, а затем похлопал мужчину по щеке, и тот послушно закрыл рот.
Лорд Алмонт – сидящий с другой стороны холла на широком, украшенном подушками стуле, стоявшем обычно в столовой, – поднялся, едва Хейзел