ощущение, что вырос из профессии, но страх перед неизвестностью, финансовые обязательства и другие атрибуты социальной жизни останавливают и человек сталкивается не только с внешними ограничениями, но и внутренними противоречиями. И видишь уже перспективы будущего, и они далеко не радужные, если остаться, но сделать переход на новый уровень жизни порой бывает непросто.
Работа специалистом по охране труда в крупном промышленном предприятии, являвшимся наследством технического прогресса советских времен, которое держалось стоический, как трухлявый пенек на семи ветрах, дала возможность разглядеть человеческие трагедии и самой избежать их. При наблюдении за коллегами старшего поколения, любящих поучать всех вокруг, а такие встречаются почти в каждом коллективе, у меня наступал резонанс из-за трагикомедии, которая разыгрывалась с завидным постоянством. Когда им надоедало раздавать советы о «нормальной» жизни остальным сотрудникам, начиналось представление.
Словесное бахвальство перед другими «бывалыми» работниками успехами детей, достигших чего-то из разряда вон выходящего, было неким ритуалом, оправдывающим собственную бесцельно прожитую жизнь. Перепалка заканчивалась, когда никто больше не мог рассказать новых достижений или придумать их. Все бы ничего, хвалиться своими детьми, возможно, необходимая родительская функция. Но во всем этом каламбуре просвечивали мертвые человеческие души травмированных личностей, так отчаянно пытавшиеся жить, но загубленные сомнениями и социальными рамками. И единственным огоньком во тьме были достижения детей, доказывающие миру, что время на земле прошло не зря. Заканчивалось все чьим-то запоем, видимо, от осознания пустоты собственной жизни, долгим, беспросветным с выступлениями эйчара в кабинете управляющего о невозможности больше держать такого работника.
Директор, закрывая глаза на двадцатилетний стаж сотрудника, вздыхая, подписывал приказ об увольнении. На следующий день уволенный прибегал с больничным оформленным «задним числом» и яростно отвоевывал свое место обратно. Разыгрывая сцену по Достоевскому: я тварь дрожащая, или могу себе позволить «болеть душой», ведь я двадцать лет отдал предприятию…
И упаси боже, если ты молодой и «зеленый» усомнишься в правильности сохранения «стеклянного потолка» и скажешь, что можно жить по-другому. Тебя вгонят в такой ужас и безысходность, что хоть прям с рабочего места беги и топись. Тогда, казалось, что мрак души, темная, беспросветная ночь и есть жизнь нормального человека, живущего как все, но внутри было ощущение, что это не так.
Каждое утро по дороге на работу в служебном автобусе постоянно наблюдала за одним из таких «бывалых» сотрудников. Ничем не примечательный мужчина, но глаза… Они всегда выдают человека, его внутреннее состояние. Пустые, стеклянные, ничего не выражающие, как будто вся жизнь улетучилась. Его движения были заморожены, медленны, даже заторможены. Он десятки лет ездил в старом служебном автобусе с потертой котомкой в руках, где неизменно на протяжении стольких лет возил свой обед.
А однажды его не