не проживёшь. Кстати, как она помнила, из битой посуды тоже пить не рекомендовалось. Но что делать? Предрассудки…
Надо идти в ванную, чтобы успеть привести себя хоть в какой-то потребный вид до прихода Машки из школы, а может и немного поспать. Дежурства, конечно, не те, но ведь и возраст на двадцать лет увеличился. Планы на день всё–таки ютились в голове, хотя, конечно, не с прежним Стахановским размахом. Давно пора, например, прострочить смётанную юбку, которую она шила с незапамятных времён. Шила-то профессионально, это ж всё–таки не стрелять. Мимоходом взглянув в зеркало, – своё отражение нравилось ей меньше всего, Лариска в который раз отметила, что до героинь детективов с персиковой кожей, не то чтобы далеко – недосягаемо. Ни наследственности, ни гемоглобина, вот и получите, что имеете. Как ответил ей один из докторов на допросе, а были и такие дела, что раз живёт с таким гемоглобином, значит – норма. Пост у этого, с позволения сказать, медика, был солидный. Выслужил, видимо, так как, судя по всем бестолковым ответам, нёс полную чушь. Однако по остальным параметрам в зеркале не отражалось ни очёчков, ни могучей массы тела тех самых разудалых героинь, раскрывающих опасные преступления на крутых поворотах судьбы. И это было уже совсем неплохо, ну опять же по её собственному мнению. Как говорится, «а мы не хуже «ихних». По всему получалось, что хуже… Там–то все, как раз, определялись за олигархов, так, невзначай, а потом всё было хэппи–энд, то есть особняки, автомобили, заграница, в общем – предел мечтаний.
Но надо настраиваться на позитивную волну, другого выхода нет, тем более, что за олигарха, собственно, как и за кого-то другого, всё равно не хотелось, да он, в общем–то, не просился, попросту таких она не видела на своей лестничной площадке или под окнами старенького панельного дома, квартиру в котором получал всё тот же исторический Дед. Да собственно на все вещи всегда можно смотреть с двух сторон или в одном и том же видеть совершенно разные вещи, иногда прямо противоположные. Кто что захочет, то и увидит – кто грязь и слякоть, а кто зелёную вязь листвы и небо голубое, ну это, если, как у поэта.
Лариска закрыла глаза, представив бесперспективную картинку будущего, монотонно прокручивая диафильм, как в далёком детстве: ничего не заработала, то есть вообще ничего; здоровье оставляет желать лучшего, а если честно, то его просто нет (но бывает и хуже); работы нет (но надо искать); впереди хилая пенсия, на которую надо выживать не одной (а куда деваться-то). Но это, как посмотреть. Всё–таки она никого не обманула, никого не подставила и не предала. Бывали, конечно, стычки с руководством, но ведь это по работе, это не считается. Своё мнение она должна была иметь всегда, так учил Быков. В связи со всем этим Лариска считала, что может безо всякой боязни смотреть всем своим бывшим начальникам, сослуживцам, да и вообще людям, с которыми сталкивалась по работе и в жизни, в глаза. А ведь это может позволить себе далеко не каждый. Утешение не для сильных мира сего, но в данной