всех стран. Это уходит корнями в ту же почву, что и наши самые сильные страсти и желания. Откровение, которое я собираюсь сделать, потрясет и ужаснет весь мир.
Тут он сделал долгий и глубокий глоток пива из стоявшего у его локтя бокала.
Этот диалог произошел в одной из популярных пивных Сан-Франциско – одном из тех мест, где собираются люди всех сословий и профессий: художники, писатели, актеры, люди досуга, деловые люди, а пролетарии, впрочем, и другой плебс, не заходили туда по чисто материальным соображениям. По сути, это было квазиподтверждением и prima facie5, доказательством респектабельности, чтобы находиться там вообще. Это подразумевало, что человек, если он пьет пиво, принимает во внимание обстоятельства его употребления, равно как и обстоятельства самого употребления. Доброжелательность была правилом, а излишества – исключением. Поэтому я критически посмотрел на своего собеседника и попытался составить о нем мнение во время паузы в нашем разговоре – разговоре, который начался за несколько минут до этого с обычного замечания и внезапно перерос в вышеизложенные поразительные наблюдения.
Это был мужчина лет сорока пяти, высокий, довольно худой, с сутулыми плечами, волосы длинные и черные, нос аквилинный6, цвет лица бледный, борода длинная и прямая – черная, как и его волосы, глаза яркие и пронзительные. Его внешний вид производил впечатление человека с хорошими способностями и образованием, и довольно хорошего воспитания, но такого, которому фортуна не улыбалась своими приветливыми улыбками. Об этом я судил отчасти по его одежде, которая, хотя и была опрятной, не была ни изысканной, ни новой, ее сильной стороной было черное пальто почти канцелярских размеров и хорошо поношенная шелковая шляпа образца брокера; отчасти также по твердости линий его лица, сосредоточенному выражению глаз и твердости плотно сомкнутых, почти бескровных губ.
Он был достойным представителем достаточно распространенного в Сан-Франциско типа – типа, сохраняющего сквозь бесконечные фазы калейдоскопического разнообразия безошибочное родовое сходство, порожденное тем многообразным калифорнийским опытом, который делает обитателя свежего, пылкого, вулканического штата, подобного этому, настолько же превосходящим в интеллектуальных способностях и энергии представителей любого другого сообщества, будь то американское или европейское, а были как и те упрямые путешественники, которые "трудился, и творил, и сражался" с Улиссом, решительные духом, которые "всегда с весельем принимали шторм и солнце"7. Он превосходил всех, с кем им приходилось сталкиваться, – кроткоглазых, меланхоличных пожирателей лотосов или грузных, туповатых циклопов.
Мысленно отметив это, я не стал записывать его ни в пьяницы, ни в сумасшедшие, как мог бы и, естественно, сделал бы при менее полном знакомстве с калифорнийской природой, а решил послушать, что он скажет.
– Вы слышали, друг мой, – продолжал он, – о древних алхимиках?
Я