очень нравится, и с ней всё точно будет по-другому». Или нечто похожее, но прозвучало совсем иное:
– Просто потому… – неспеша произнёс Мэт, многозначительно растягивая каждое слово, – что мне очень интересно всё, что касается тебя, малыш. – И заключил: – А она ведь твоя подруга.
От «малыша» Виту передёрнуло, будто ей подсунули под нос какую-то мерзость. А ведь когда она млела и таяла от такого обращения, оно казалось очень романтичным и милым, до краёв наполненным нежностью и любовью. И-и… всё остальное. Это он серьёзно? Или опять типа шутил.
Губы по-прежнему улыбались, а взгляд – холодный и жёсткий.
– Так ты только поэтому с ней? – с сомнением предположила Вита.
Мэт улыбнулся шире, прищурился.
– Ревнуешь?
Она опять не стала отвечать, просто закатила глаза, хотя уже через мгновение подумала, что даже этого делать не стоило, а нужно было не реагировать, будто никто ничего не говорил, а она ничего не слышала.
И зря она не ушла до того, как Соня вернулась. Пусть бы тогда Мэт объяснял, куда она делась. Хотя… он бы справился, у него всегда имелись в запасе убедительные оправдания и причины, и подавал он их так, что почти не сомневаешься, веришь. Даже в самую бредовую лабуду. Но то, что он нёс в машине – это как расценивать?
Что к Соне Мэт подкатил только затем, чтобы вызвать у Виты ревность? Чтобы опять подобраться к ней поближе? Или зачем? Полюбоваться, как она переживает и мучается, прекрасно понимая, что ожидает подругу?
Ну глупость же! И у Виты не настолько завышенное самомнение, чтобы верить – Мэт всё ещё желает её вернуть. Фигня какая-то! Если только он решил немного поиздеваться. Но тогда получалось, что он ни черта не изменился, и Соне с ним связываться всё же не следовало. Потому что пережить то, что пережила сама, Вита не пожелала бы никому, даже врагу. А Соня была подругой.
Тогда, наверное, нужно рассказать ей всё? Не обязательно уговаривать, переубеждать, но она хотя бы сможет сама сделать выводы. И Вита не удержалась, позвонила, где-то через полчаса после их расставания, но узнав, что Соня сейчас не с Мэтом и в ближайшее время с ним не встретится, немного успокоилась, не стала торопиться. Ведь наутро они всё равно увиделись бы.
Правда к утру все эти мысли про странное желание Мэта её вернуть показались Вите ещё более бредовыми. Ну а вдруг ей просто хотелось так думать? Ведь правда же тешит самомнение. Хотя, нет. Больше настораживает и пугает.
Ей этого не надо! Вот вообще, нисколько, ни капельки. От одной мысли о подобном уже опять рождается паника, которую приходится усмирять.
Но когда Соня призналась, что Мэт позвал её к себе на выходные, и что она согласна с ним переспать – потому что любила, потому что верила – а под конец ещё и спросила, будет ли больно, Вита всё-таки решилась, рассказала. Почти всё.
Да, больно было! Но не в тот момент, который интересовал подругу, а позже. И до сих пор – больно. И стыдно, ужасно стыдно, что когда-то Вита вела себя, как последняя дура.
Поэтому она так и не назвала имени. Своего бывшего