а кучи нестиранного белья копились неделями. Пыльные перекати-поля размером с хорошую крысу таились по углам, а комнатные растения чахли на подоконниках. Так могло продолжаться неделями, пока кто-нибудь не решался положить этому конец. Этим кем-нибудь, конечно, всегда была я. Мне не импонировала роль старосты в семье, я для нее не подходила и превращаться в умницу Аннику[9], которая вечно сетует на запущенное хозяйство, тоже не хотела, предполагая, что так оно, скорее всего, и выйдет. Человека наделяют ролью, или он берет ее на себя – это зависит от того, как он смотрит на ситуацию. Кто-то становится Умником (Самир), кто-то Весельчаком (Винсент), а уж коль скоро я примерила на себя роль умницы Анники, отказаться от нее стало уже невозможно.
Так кем же была Ясмин?
Я не знала этого тогда, не знаю и теперь. Да и как можно вообще с уверенностью рассуждать о таких вещах? Мы знаем лишь то, что видим, а видим мы ту сторону, которую человек решает продемонстрировать. Так что даже самые близкие могут скрывать свое истинное «я».
Нет, я не догадывалась, кем была Ясмин в душе, но вот в том, что она хотела бы быть Белоснежкой, просто уверена.
Перемены в Ясмин я заметила сразу после свадьбы, она изменилась буквально за одну ночь. Начала краситься, подводила красивые глаза агрессивными черными стрелками. Кожу прятала под толстым слоем тонального крема и упорно обливалась таким количеством парфюма, что Винсент принимался чихать, едва войдя в комнату. Что до ее одежды – Ясмин теперь выглядела так, словно вместо школы собиралась пойти в ночной клуб.
Мне было больно на это смотреть, ведь раньше она была намного красивее. Но ей я вряд ли могла это озвучить. Я скучала по той девчонке, которая сидела со мной на корточках возле грядки, и хотела, чтобы она вернулась.
Но об этом я тоже не могла сказать Ясмин.
Она сделалась нервной. Стоило мне высказать малейшее замечание по поводу ее внешнего вида или поведения, тут же взрывалась. Не то чтобы у меня было много замечаний – я изначально понимала, что не мать ей, и уж точно не пыталась заменить ее. Но разумеется, время от времени советовала ей, к примеру, одеться потеплее, когда на улице стоял мороз. Она истолковывала мою заботу превратно. Я беспокоилась лишь о том, как бы она не замерзла – мне было вообще наплевать на то, что она теперь носила тонкие топы с глубоким декольте и юбки такой длины, что, когда она наклонялась обуться, из-под подола виднелись ее трусы.
В свете всего этого мне казалось тем более странным, что Самир с ней об этом не говорил. Я была убежденной феминисткой и, разумеется, считала, что у женщин должны быть ровно те же права и возможности, что у мужчин. При этом, однако, я оставалась реалисткой и понимала, что, живя в нашем обществе, человек должен хоть немного думать о том, что он транслирует в мир.
Ясмин транслировала секс.
Входная дверь снова хлопнула, и я увидела, как полицейские возвращаются к себе в машину. Впереди упругой походкой шагал Гуннар, пригибаясь под натиском ветра. Одной рукой он придерживал кепи, а в