по полу. Косметика, банки из-под колы, щипцы для завивки, пустые картонки от гамбургеров – на узком письменном столе. В углу – кипа журналов, которые рассыпались по всему полу, одинокая кроссовка на подоконнике, в компании чахнущего цветка и надкушенного бутерброда.
Иными словами, в комнате все было как всегда, не было только Ясмин.
Я подняла взгляд на стену. Там, на черно-белом фото, были запечатлены Ясмин с младшей сестренкой Сильви и их мать – Анна.
Бывшая жена Самира была довольно-таки похожа на меня. Пепельные волосы длиной по плечи. Светлые глаза – как у всех северян – и немного выжидательное выражение лица, словно она хранила какой-то секрет. Возможно, я была немного пухлее, но ведь и лет мне тогда было больше, чем ей на том фото.
Анна была шведкой. Поехав работать во Францию по программе au pair[1], она там и осталась. В начале восьмидесятых она вышла за Самира, и у них родились две дочери – Ясмин и Сильви. Но когда Ясмин исполнилось четырнадцать, они с мамой и сестрой попали в аварию на шоссе к северу от Парижа. Очевидно, в тот день было холодно и скользко. Ледяную корку, которая сковала большую часть дорожного полотна под виадуком, вблизи было непросто разглядеть, и Анна, к несчастью, не смогла справиться с заносом. Машину вынесло на встречную полосу, и там она столкнулась с грузовиком.
Анна и Сильви погибли мгновенно, а Ясмин выжила, чудесным образом оставшись практически невредимой.
Самир ее так и называл: «мое маленькое чудо». Об Анне он редко говорил, но всякий раз, как это случалось, глаза его увлажнялись, а голос начинал дрожать.
– Знаешь, она быть такая красивая, что дома, в Париж, люди останавливаться, когда она проходить мимо по улице. Но она никогда этим не пользоваться. Со всеми быть одинаково милый.
Да, когда он так говорил, у меня что-то свербило в душе, хоть я понимала, что ревновать к умершей нелогично и даже непристойно.
Я глядела на фотографию улыбающейся женщины с двумя девочками – теперь осталась только Ясмин.
Или она все-таки это сделала?
Меня волной накрыло какое-то неприятное чувство, подкатила дурнота, причины которой я не понимала. Было ли тому виной исчезновение Ясмин, или вино, которое я пила накануне, или, быть может, отсутствие сна?
Я вернулась в кровать, скользнув в теплое гнездышко под пуховым одеялом, и прислушалась к дыханию Самира. Не услышав ни звука, я не на шутку встревожилась и нащупала выключатель ночника. Самир инстинктивно зажмурил веки. Я тут же потушила свет, чувствуя себя донельзя глупо: не было причины думать, что он испустил дух просто от отчаяния. Так что я почувствовала настоящее облегчение.
Он был жив. Он дышал.
Любимый Самир.
Бедный мой, любимый Самир.
Мы с Самиром познакомились на вечеринке за два года до всего этого. Вечеринка была у Греты, той самой, что устроила девичник в Сандхамне. Если подумать, многие из девчонок в тот раз тоже присутствовали. У нас была такая девичья банда – или теперь вернее будет сказать, женская – еще со времен гимназии. Многие так и остались жить на Королевском