«язычники» игнорируют возможность этого события. Упоминаемые поэтом Яджу`дж и Маджу`дж – в исламской эсхатологии племена, наводящие порчу на земле, нашествие которых предвещает конец света62. Г. Тукай, с одной стороны, конкретизирует ситуацию, наполняя её актуальными аллюзиями, с другой – органически вписывает в эсхатологическую проблематику и образную систему. Опираясь на характерную для исламской эсхатологии концепцию противопоставления земной жизни Концу Света, поэт показывает проницаемость границы между мирами и зависимость второго от первого.
Зөбанилар, кылыч, туп, казак, мылтык, палачларла
Мөхатыз һәр җәһәтдән: сагъ вә сулдан, зир вә балядан.
<…>
Тәмамән фәсех улынмышдыр мәкаль: «Әһле йир чөн йир»;
<…>
Йидермә кяинати, сакла бу Яэҗүҗе-Мәэҗүҗдән,
Вә чәкдер сәдде Искәндәр бөтен әсхабе Думадан63.
(Ружья, и пушки, и сабли, штыки, палачи и казаки
Справа, и слева, и сзади – кольцом окружают нас снова.
<…>
Попран закон: «Кто возделывал землю – тот ею владеет!»
<…>
Не отдавай нас язычникам! В Думе заставь депутатов
Вал Искандера построить – ограду от зла векового64.)
Напряжение в лирическом сюжете нарастает, и кульминационной точкой являются восклицания, исполненные страстного порыва к идеалу:
Ачыл, гөлзаре әхрар! Нәгъмә саз улсын бәлабилең,
Ки истикъбале милләт раушан улсын ләйле камрадан.
Гомумән мөслимини һәр заман мәэмүре вөҗдан ит;
Азад ит сакымыз багълаян әгълялы чалмадан65.
(Сад распахни свой, свобода! Да будет светлей полнолунья
Нации нашей грядущее, доля народа родного!
Совесть буди, пусть не знают оков наши ноги,
Сбей эти – словно чалмою – обвившие всех нас оковы!66)
Художественная система рассмотренных стихотворений Г. Тукая вырастает на путях перекодировки в свете просветительских идей и концепций широко разработанного предшествующей традицией поэтического языка. Коранические и суфийские сюжеты, образы и мотивы прямо проецируются на реальные ситуации и события современной поэту общественно-политической действительности и наполняют их мифологическим подтекстом. Окружающий лирического героя мир со всеми присущими ему гротескными чертами включается в контекст Божественного космоса – арену борьбы Добра и Зла, Хаоса и Порядка, Света и Тьмы, демонических и небесных сил. Религиозно-мистические, эсхатологические темы и мотивы не только углубляют «просветительские» наставления и призывы Г. Тукая ракурсом иного измерения и видения событий. Между «тем» и «этим» мирами устанавливаются причинно-следственные связи. Наступление Конца Света, «последних времён» ставится в прямую зависимость от реализации просветительских проектов и преобразований.