музыке бхаджанов, исполнявшихся на противоположном берегу реки, в этом священном для индуистов месте.
У реки Багмати, немного вверх по ступеням от моста, стояло несколько небольших хижин с соломенными крышами. Они использовались странствующими садху для временных остановок, там они отдыхали и, покуривая мощные чиллумы с ча́расом52, проповедовали священные писания небольшим группам верующих индуистов.
Однажды поздно вечером, сидя на уступе широкой стены, я услышал доносившиеся из одной из хижин громкие голоса и решил подойти ближе. Войдя под навес, я увидел покрытого пеплом садху, сидящего скрестив ноги перед небольшим костром. Найдя свободное место у стены рядом с ним, я сел на глинобитный пол.
– Зачем ты пришел сюда? – спросил он меня на хинди.
– Я пришел послушать, о чем вы говорите, – ответил я, тоже на хинди.
Слегка озадаченный, он продолжил:
– О, так ты умеешь говорить на хинди?
– Я выучил его в детстве, когда рос здесь, в Непале. Но по-непальски я говорю более свободно, – сказал я, на этот раз на непали.
Он перешел на непали и стал задавать вопросы о моем прошлом. Отвечая ему, я хотел, чтобы он поскорее продолжил ту тему, о которой говорил до моего появления. Вскоре он начал цитировать разные индуистские писания, излагая их довольно подробно.
Примерно через час я понял, что его святые речи весьма однообразны. Его слова казались мне пустыми и лишенными авторитета реального опыта, поэтому я решил поблагодарить его и уйти. Увидев, что я встаю, садху посмотрел на меня и сказал:
– Не уходи, прежде покури со мной чараса!
– Нет, спасибо, я никогда не курил чарас и не собираюсь начинать! – ответил я, вежливо отклонив его предложение.
– Ты должен попробовать это хоть раз! – настаивал он.
Сказав это, он тут же взял лежавший рядом плотно забитый чиллум, громко произнес «джай, Шива-Шанкар53!» и поджег его раскаленным угольком. Глубоко затянувшись, он протянул его мне. «Какого черта, только один раз для пробы!» – сдался я с изрядной долей опасения. Взяв чиллум, я сделал одну долгую затяжку.
– Еще немного! – подбодрил меня садху.
Сделав еще один вдох, я быстро передал трубку обратно. Мгновением позже меня словно ударили кувалдой! Веки стали тяжелыми, я с трудом держал глаза открытыми. Услышав смех садху, я попытался спросить, почему он смеется, но слова выходили невнятными и звучали совершенно бессмысленно. Всё вокруг приобрело эфемерное и призрачное качество, и меня начал заполнять сильный страх потерять контроль над разумом.
Чувствуя отчаянную потребность в свежем воздухе и просторе, я медленно поднялся на ноги и, спотыкаясь, выбрался из хижины. Делая один нерешительный шаг за другим, я добрался до низкой каменной стены и лег на спину. Здесь я почувствовал себя защищенным, так как оказался ближе к месту самадхи Шивапури бабы.
Луна уже зашла, и осеннее небо надо мной было