Филос. Оставшись с Амарой с глазу на глаз, он ведет себя менее скованно. – Что ты делаешь?
– Фабия сказала, что Феликс все хуже обращается с Викторией. Ненадолго уводит ее наверх, а потом снова отправляет торговать собой. Его отец поступал точно так же с его матерью. – Амара вертит в руках подаренные Руфусом сережки, прикидывая, сколько они стоят. – Отец Феликса убил его мать на глазах у сына. Ты знал об этом? – Амара бросает взгляд на Филоса. – Только представь, на что он способен, на что он готов пойти.
Не дожидаясь приглашения, Филос садится на сундук – при Руфусе он бы никогда не позволил себе такой вольности. Он совершенно спокойно всматривается в тревожные глаза Амары. Это приводит ее в ярость.
– Мне очень жаль Викторию, – произносит Филос. – Но я сомневаюсь, что Феликс ее убьет. Ему далеко до отца.
– Да он же треклятое чудовище! – Амара переходит на крик. У нее слишком трясутся руки, чтобы дальше пересчитывать деньги. Вспомнив крепкую хватку Феликса, она прикладывает ладонь к шее. – Ты не знаешь, каково это – принадлежать такому человеку.
И только произнеся эти слова, Амара понимает, что ошиблась. Филос многое испытал, когда его хозяином был Теренций, дед Руфуса.
– Ты больше не принадлежишь Феликсу, – отвечает Филос. Он так печально смотрит на Амару, что ей хочется разрыдаться. – Теперь ты здесь. Под защитой. Он больше тебя не тронет.
– Но он может навредить Виктории!
На это Филосу нечего возразить.
– Ты в этом не виновата. И ничего с этим не поделаешь.
Амаре не легче от того, что Филос понимает всю плачевность положения Виктории. Она отворачивается, чтобы успокоиться. Сейчас нужно убедить Филоса, а не плакать из-за него.
– Я обязана Виктории жизнью, – произносит Амара почти бесстрастным тоном. – Если бы не она, я бы погибла. Нас связывает кровавый долг. У меня нет выбора.
– Нет, – отвечает Филос, обо всем догадавшись. – Ты не можешь этого сделать.
– Почему же? Я сказала Руфусу, что хочу нанять музыкантов. Он мне не отказал. А у Виктории отличный голос!
– Речь шла о флейтистах.
– Ты подслушивал?
– Я вам не дверной косяк, – раздраженно отвечает Филос. – У меня есть уши.
– Руфус слушает меня не так внимательно, – произносит Амара. – Он и не вспомнит таких подробностей. Да и какое ему дело? Какая разница, кто перед ним: певец или флейтист?
Филос хмурится, и Амара, вспомнив предостережение Друзиллы, чуть слышно добавляет:
– Не сочти это за неуважение…
– Не волнуйся, – перебивает Филос, слегка поморщившись от ее слащавого голоса. – Я не стану на тебя доносить. Неужели ты держишь меня за надзирателя?
– Значит, ты согласен, что Руфус не будет против?
– Дело не в Руфусе, – отвечает Филос. – Хотя самовольничать и не кажется мне разумным. Он это не слишком жалует.
– В чем же тогда дело?
– В тебе! –