й свободу мнимую, которую она будет лелеять и холить в душе весь год находясь взаперти. Последний росчерк дался ей особенно трудно, рука налилась такой тяжестью, что финальные штрихи, будто обессиленные, бледными голубыми линиями легли на бумагу.
– Благодарим за Ваш вклад, – мягко отозвался голос с заученными нотками вежливости. Ожидайте, за Вами придут.
Словно во сне, не осознавая сути происходящего, она плавно, казалось, не касаясь земли, подошла к ближайшему креслу и села на самый край. Замерев в таком положении на несколько секунд, она силилась понять, что же только что сделала, но все мысли разом покинули её голову ровно в тот момент, когда она подписала отказ от своего тела и тела того, кого она принесёт в этот мир. Она не представляла, что её ждёт, как всё произойдёт и почувствует ли она хоть что-то, давая новую жизнь, а потом отдавая её в неизвестность.
"Да к черту это всё!" пронеслось где-то в голове, и приняв это, как единственно возможную истину, она медленно сползла по спинке кресла в самую его глубь, будто желая свить там гнездо и заснуть на целую вечность, не видя и не слыша этот тошнотворный мир.
Закрыв глаза, она полностью опустошила голову. Не хотелось думать ни о чем, равно как и не хотелось чего-то ожидать, хоть она и понимала, что ожиданием теперь будут заняты все минуты, все часы и дни, которые она проведёт здесь.
– Здравствуйте. Я за Вами. Пойдёмте.
– Почему именно за мной?!
Это вырвалось машинально, она совершенно не ожидала от себя такой реакции, как впрочем и не ожидала, что за ней придут так скоро.
Медсестра тошнотворно-любезно улыбнулась и проворковала: – кроме Вас здесь больше никого.
– Но…
– Так, Вы у нас номер 828482. Прошу Вас следовать за мной.
– Но, почему номер, у меня же было имя…
Оно вам больше не понадобится. Теперь у вас есть номер, который заменит и фамилию, и имя и отчество, а также паспорт, страховку и всё прочее. Скажите удобно? И она улыбнулась настолько широко и неприлично, что плечи невольно передернуло. Ну а теперь, прошу следовать за мной.
Она поняла, что по-прежнему сидела в кресле. Поза её изменилась. Теперь она, словно готовая к прыжку и атаке кошка, казалось, выжидает нужный момент, но он всё не наставал. Да и к чему теперь борьба – документы подписаны, личные вещи сданы. Ещё пока не забрали одежду, но уже отобрали имя… Что это за мир такой, где имя стоит меньше, чем одежда, где смерть дороже жизни, а жизнь страшнее смерти. Она покорно встала, смиряясь со своим новым именем, которое звучало, как будто ломаются сухие ветки, и постаралась забыть свое прежнее, которое теперь казалось нереальным и недостижимым.
Следуя по абсолютно белому коридору, такому же, как и фойе, где она только что была, ей подумалось – почему она здесь одна.
II
Улицы города были густо оклеены листовками, на которых чёрными крупными буквами по кричаще-белому фону было написано "Даруй жизнь-подари жизнь-заработай на жизнь". Полиция боролась с ними, срывала, призывала бойкотировать, но что есть голос полиции против голоса жизни, а жизнь в городе больше походила на выживание. Безработица и нищета, голод и грязь, насилие и убийства, вот чем теперь полнились улицы. Богатые богатели, нищие нищали и не выбраться было из этого черно-белого водоворота. Как раз в то время, когда город захлестнула первая волна беспредела, а за ней накатывала вторая, по улицам стали появляться те самые листовки. Будто белые флаги, выброшенные в отчаянной попытке сохранить будущее, они резали глаза своей неподкупной, первозданной белизной, они манили отчаявшихся, тех, кто уже задолго до первой волны вскипающего хаоса потерял всякую надежду. Сначала этим листовкам не придавали должного значения, но они множились, множились с такой скоростью, что не замечать их было невозможно и вот уже улицы города тонули в них, как некогда тонули в крови, а до этого в мусоре и нечистотах. Город постоянно захлебывался, не имея возможности "выплыть", подняться и обрести былую красоту, он существовал где-то между возможным будущим и безнадежным крахом. Крысы, всё заполонили эти мерзкие голодные твари и если с теми, которые сновали по улицам, можно было справится химикатами, то с теми, которые держали власть в городе, бороться было невозможно. Крысы умны, крысы хитры и проворны, а ещё они плодятся хуже кошек. Одна взрослая крыса за год может принести в этот мир 40 крысят и несмотря на то, что продолжительность их жизни невелика – в среднем год – этого будет достаточно, чтобы каждый из выживших новорождённых мог наплодить целую кучу маленьких голодных вредителей и так цикл за циклом до бесконечности, пока всё вокруг не будет поглощено их ненасытным голодом.
Люди города недалеко ушли от крыс. Плодясь в своих крохотных человеческих норках, которые лишь по привычке звали квартирами, они медленно, но уверенно двигались к своему финалу. Когда-то очень давно, город этот был построен великими умами как образец идеальной замкнутой системы, царит в которой утопия. Создатели всё рассчитали и город отдаленный равнозначно от других населённых пунктов был полностью автономным. Он не нуждался ни в экспорте, ни в импорте. Всё было заложено в нем изначально