пушистую охапку вверх, глядя, какой красивой метелицей снег опускается под ноги. Рядом засмеялись какие-то школьники, и я, смутившись, отряхнув руки, поспешила к автобусу. Еще немножко, и можно будет спрятать грусть ото всех в своей комнате!
За день рекламщики обклеили остановку новогодними афишами, и теперь она пестрела яркими приглашениями на праздничные спектакли и концерты. Я задержалась возле афиш совсем чуть-чуть, и когда села в автобус – с удивлением увидела на остановке сводного брата. Стас никогда не приезжал домой так рано, я знала, что у него ежедневные тренировки по баскетболу и, как ворчала мачеха, неизвестные дела с друзьями. Он редко когда возвращался домой раньше шести часов вчера… Я невольно задержала на нем взгляд, наблюдая, как сводный брат входит на заднюю площадку, бросает сумку на сиденье и опирается плечами на поручень. Запустив пальцы в заснеженные темные пряди, отводит назад от лица длинную челку, отворачиваясь к окну.
Конечно, он не подошел и не окликнул меня. Мы всегда на людях вели себя так, словно незнакомы. Вот и сейчас в этом автобусе мы снова были чужими, как будто никогда не смотрели друг другу в глаза, никогда не касались руками и никогда не чувствовали тепла наших тел. Как будто в морозный пятничный вечер не спешили найти друг друга.
Но автобус остановился в Черехино, и мы сошли, все еще оставшись незнакомцами. Стас всю дорогу к дому шел позади, заставляя чувствовать, как от его взгляда у меня слабеют ноги и горит затылок. И лишь у ворот отобрал из непослушных рук ключи:
– Давай я сам, скелетина. Возишься тут, неумёха…
Наши руки соприкоснулись, и пальцы обожгло током. Еще не сразу я увидела ключи, упавшие в снег, а он не сразу подобрал их. Сначала были лица, взгляды и серые омуты глаз. Пронзительно острые, словно сталь, и вместе с тем темные, кипучие на дне, словно в них глубоко-глубоко плескалась боль. Мне вдруг показалось, что ему сейчас было так же плохо, как мне.
– Настя? Стас? – мачеха искренне удивилась, увидев нас на пороге дома. Она выглянула из кухни, вытирая руки о фартук, и улыбнулась. Сегодня родители приехали рано, и в доме вкусно пахло: им нравилось готовить вдвоем. – Как замечательно, дети, что вы вернулись. И как неожиданно, что вместе. Отец, дети дома, ставь чайник! – крикнула мужу через плечо и заметила сыну, снимающему обувь: – Стаська, я давно твержу, чтобы ты провожал Настю из школы, нечего тебе в городе до вечера с друзьями шаландаться. Смотри, какая она у нас тростиночка-незабудка, еще обидит кто.
Мы молча раздевались. Стас больше не смотрел на меня, но я могла видеть его плечи: на мгновение они замерли от материнских слов.
– Лучше бы телефон нормальный купила. Что вы жметесь? Можно подумать, живете с трех копеек.
Слава богу, что, в отличие от меня, мачеха не поняла, о ком он говорит. Скрылась вслед за сыном на кухне, коснувшись губами его холодной с мороза щеки. Открыла шкаф, выставляя на стол приборы.
– Ничего, со старым походишь. Не дорос еще чужие копейки считать. Вот заработаешь на новый – купишь,