Он увидел шесть внушительных домов, похожих на хорошие стога с крышами, длиной метров по семь-восемь. Рядом текла река. На берегу стояли деревянные каркасы с натянутыми рыболовными сетями из крапивных волокон. Женщины чинили невод, и среди них – Турешмат. Шима нечаянно встретился с ней взглядом, оба торопливо отвели глаза. Некоторые женщины носили татуировку вокруг рта. Издалека казалось, будто они всегда улыбаются – широко-широко, на всё лицо.
На камнях у воды лежали две перевернутые лодки-долблёнки. По берегу бродили айнские собаки, подозрительно похожие на волков, крупные, сутулые, с недобрым взглядом исподлобья. Невольно вспомнилась легенда о волке – предке айнов, которую рассказала Турешмат. Обернувшись, Шима увидел клети, в которых сушилась рыба и отдельно – разные травы. Значит, лосось уже пошёл.
Шима приблизился к реке и осторожно нагнулся, всматриваясь. Под водой скользило множество быстрых, юрких тел. Это шёл первый лосось – сима. Шима шалости ради подобрал кость и бросил в реку. Тени метнулись в разные стороны, затем понеслись вверх по течению.
Женщины дружно повернулись к нему.
– Ой! – сердито крикнула Турешмат. – Нельзя!
– Что нельзя? – удивился Шима.
– Нельзя осквернять реку! Это грех, – промолвила одна из женщин. – Камуи7 всё видит. Навлечёшь кару на себя и на нас тоже.
Двое мужчин перевернули лодки и спустили на воду, ещё двое сняли с каркаса невод. Все четверо отчалили на лодках, отталкиваясь от дна шестами, и натянули меж лодок сеть. Несколько толчков – и артель скрылась за поворотом.
Шима прошёл мимо домов и на окраине увидел… огород. «Странно, – удивился исследователь. – Айнам несвойственно земледелие. Никак, русские научили. Что тут? Так и есть, картошка. Лук, чеснок, больше зелени нет. Капуста, морковка. Значит, айны носят японские кимоно и выращивают русскую картошку. Забавно». Ноги подкашивались. Шима добрёл до жилища старейшины и уселся на бревно, привалившись спиной к соломенной стене.
Лодки вернулись полные рыбы. Женщины потрошили её и вешали в клети. Тонко пищали комары. Шима наблюдал за стройной, осанистой фигурой дочки старейшины. «Пройдёт несколько лет, и станет она такой же измождённой, как её соплеменницы. Уйдёт красота, будто её и не было», – думал он с досадой.
Ночью не спалось, сильно мешала близость Турешмат. «Надо уходить, – думал Шима. – Надо. Пора. Завтра скажу старейшине. Отряд должен работать где-то в этом районе. Айны наверняка знают, где именно». А мысли упорно возвращались к девушке, красивой, гордой, работящей. «Почему она не японка, почему? – изводился Шима. – Завтра же уйду. Сил больше нет… рядом с ней».
Утром решение пришлось отложить ещё на день: Шима чувствовал, что ещё не набрался сил для броска через сопки, покрытые тайгой. Он направился вверх по течению, заново привыкая к ходьбе, заставляя обленившиеся мышцы работать, готовя их к завтрашнему походу. Река, споро несущая желтоватые воды по каменистому руслу, стала ещё беспокойней.