ускользнуть. Зря они выскочили из «бэхи», чтобы спасти рыжуху – очкастый слишком быстро со всеми расправился, а потом потянул за собой Лизоньку. Когда они вернулись в машину – влюблённые уже скрылись из вида.
– Слежка сорвалась, – констатировал Гипсокартон.
– Полная жопа! – поддакнул Мельница.
– Но ничего, – сказал Гипсокартон. – Вернёмся на «оборону» и встанем около дома. Лиза туда ещё придёт…
– …Эй, Антоха, не злись! – воскликнул Мельница. Он вдруг заметил, что его громила-товарищ от злобы так сильно сжал стальной руль, что тот погнулся.
– Я не злюсь… – прорычал Гипсокартон.
– Дыши глубоко… дыши глубоко, – вжимался в сиденье Мельница.
– Я НЕ ЗЛЮСЬ!!! – громыхнул Гипсокартон и сделал полицейский разворот. – Я НЕ ЗЛЮ-Ю-ЮСЬ!!!
– А-а-а-а! Псих!!! – Мельницу кидало из стороны в сторону – он забыл пристегнуться ремнём.
«Бэха» рвалась по дворам, сшибая заборы и раскурочивая песочницы, прямо через детские площадки. Машина вылетела на дорогу и полетела вперёд.
– Я НЕ ЗЛЮСЬ!!! – глаза Гипсокартона сверкали нечеловеческим безумием. Он лихо выкручивал погнутый руль, обгоняя по встречке и чуть ли не попадая под грузовики. Мельница верещал и сдерживал рвотные позывы, его укачивало.
– ВСТРЕЧКА?! ПОХУЙ! ПРИГОРОК?! ПОХУЙ!
– ОСТАНОВИСЬ! УСПОКОЙСЯ! АНТОХА!… БУЭ-Э!!..
Через пять минут они уже были на месте. К трём поверженным уркам подошли остальные братки. Они выясняли, кто же это их так отметелил и собирались вершить возмездие. Мельница считал их, преодолевая головокружение. И приходил в ужас. Девять… их там девять…
Гипсокартон затормозил «бэху» и вышел на улицу.
– Не надо, Антоха… – простонал Мельница, но громилу не могло остановить ничего.
– Я НЕ ЗЛЮСЬ! – крикнул Гипсокартон. Братки тут же умолкли и в недоумении уставились на него.
– Это он? – спросил самый жирный.
– Нет, тот был в очках… – прошепелявил высокий, пытаясь отыскать свои зубы.
– Э, чёрт! – двинулся навстречу к Гипсокартону самый смелый – кавказец. – Сюда подошёл, э-э!…
– ЭТО ИЗ-ЗА ВАС МЫ УПУСТИЛИ ЛИЗОНЬКУ! – рявкнул Гипсокартон и замахнулся. Кавказец увернулся от кулака и прошёл Антону в ноги.
– Ежжи, ты поплатишься, фаршмак!… Э-ээ?… – кавказец обхватил ноги громилы, но… не смог сдвинуть его с места. Как так? Не может же этот урус быть таким тяжёлым! На борьбе Расул мог поднять любого! И даже кинуть с прогиба!
– ЭТО ИЗ-ЗА ВАС МЫ УПУСТИЛИ ЛИЗОНЬКУ! – повторил Гипсокартон и, как молотком, вбил борцуху в асфальт. Кавказец улёгся и больше не поднимался.
– Мочим гада, братаны! – крикнул тот, что в чёрных очках и братки бросились в атаку.
– Я НЕ ЗЛЮСЬ! Я НЕ ЗЛЮСЬ! – размахивал кулаками Гипсокартон, словно вентилятором, укладывая братков одного за другим.
– Он не боксёр! Он даже не техничен! Мы справимся!
– Замочим гада! Замочим! – верещал самый толстый, но скоро и он упал