Любит или не любит? Об эротическом переносе, контрпереносе и злоупотреблениях в терапевтических отношениях
эта значимость может быть получена.
Если есть страх, что я, как нуждающийся и «слабый», могу быть в опасности или имею меньше прав, или достоин меньшего уважения – возникает стремление поднять свою значимость, став для своего терапевта кем-то, кем терапевт захотел бы обладать.
Сильные переносные реакции = тревожная привязанность, развивающаяся в терапевтических отношениях.
***
[из интервью]
«Однажды я написала письмо своему психотерапевту – о том, как сильно я люблю его; о том, как много он для меня значит; и о том, что я испытываю к нему в том числе и эротические чувства, которые – я знаю – исчезнут со временем, и за которые мне перед ним неловко и я надеюсь, что они не доставляют ему беспокойства. Они пройдут, написала я, но сейчас они есть.
В ответ он тоже написал мне красивое письмо, о том, что он тронут. И что он тоже любит меня. И что ему грустно от того, что мои эротические чувства пройдут, ему бы этого не хотелось, хоть это и неизбежно.
Его ответ доставил мне ожидаемое удовольствие – и неожиданный приступ сильнейшей тревоги. «Любит – в каком смысле? Что именно – из всех видов любви – он имеет в виду? Любит – значит любуется, как родитель ребенком, или гордится как учитель учеником, или вожделеет – как влюбленный мужчина?» Я задавала эти вопросы себе и пыталась увидеть в поведении терапевта скрытые знаки, подтверждающие какую-то из версий. Но с ним мы об этом не говорили. Мы никогда об этом его письме не говорили, как будто его не было. Наверное, мне было страшно услышать правду – какой бы она ни была. А почему молчал он – я не знаю. Главный вывод, который я сделала: мои эротические чувства к моему терапевту ему нравятся, он хочет, чтобы они продолжили быть. И мое поведение с ним в результате стало более откровенным, я стала чаще проявлять нежность – очень дозированно: так, чтоб доставить ему удовольствие, но без явно сексуальных действий, чтобы у него не было «формального» повода остановить меня. Я обнимала его при встрече и при прощании и оставалась подольше в его объятиях, могла погладить его или подержать его руку и погладить заусенец на пальце, запустить пальцы в его волосы или размять ему плечи. Время от времени он говорил «знаешь, в этом что-то многовато эротического» и накладывал запрет на мои действия – и тогда я азартно придумывала новые. Мы как будто играли в игру – молча, не анализируя это. Все это занимало минуты и наверное, для него выглядело как теплые моменты встреч и прощаний – но для меня это было настоящей одержимостью. Я ловила себя на том, что продумываю, как одеться, как сесть, как осторожно войти с ним в физический контакт, какие слова подобрать, чтобы передать ему мое влечение и нежность. Какие затронуть темы, чтобы ему было интересно слушать, как его заинтриговать и завлечь…
Сейчас я понимаю, что все это было очень далеко от моих собственных потребностей – вообще от терапии. Наши отношения потеряли целительную силу – хотя мне казалось, что наверное, таким