пойдут. И перестанут, как сейчас, от тебя бежать.
В горячих мечтаниях Колотилкин так разбежался, что даже сам подивился своему аппетиту.
А подивившись, прижух.
Да как же партия расстанется со своим складом готовой продукции у Кремля, если этот склад единственный её капитал? Ведь те, мёртвые, залитые невинной кровью, её опора! Страхом перед теми она зажала страну в чёрном кулаке. Вот и сошлись в одной упряжке мёртвые и живые.
Мёртвые подпирают живых трупарей на мавзолее. Мёртвые бандиты дали им жизнь, теперь подпирают собой. И живые трупы свято берегут в ответ свои твёрдые тылы. Они – заедино. Заединщики. И эта связка сама не разомкнётся!
Разве преподобный отец Михаил не пытается набросить нам на шею, как удавку, коммунистическую перспективку? И разве он не то же самое и не так именно делает, как делала, чего добивалась его бессловесная заспинная рать?
«Не по чину рассуждаешь!» – кольнул себя упрёком Колотилкин и, как бы исправляясь, благостно уставился на генсека. И если эта благость, может, и была на лице, то в душе её вовсе не было. Ему хотелось понять, почему этот человек первое лицо в стране. Заслужило ли оно первой роли?
Грохотала больная музыка.
Волнуясь, люди тесно стояли и ждали, когда пожелают с ними заговорить.
Серые углы мясистых президентских губ полубрезгливо, полусражённо валились вниз. Пускай-ка вся их сила уйдёт на борьбу с музыкой. А я сверху посмотрю да посмеюсь в себе!
7
Похороны. Ни один из пришедших на кладбище не оказался на уровне мертвеца.
Казалось, он был глух, и дремучий, сокрушительный ор усилителей вовсе не донимал его.
Тугой гнев закипал на площади.
– Отключите музыку! – во весь дух гаркнул Колотилкин.
И вся Красная, будто одна глотка, затребовала:
– От-клю-чи-те му-зы-ку!..
– От-клю-чи-те му-зы-ку!!..
– От-клю-чи-те му-зы-ку!!!..
Голоса площади добавили холодного, злого стекла в президентский взгляд. Дудочки вам! Перетопчетесь!
И эта больная, кувыркающаяся музыка стала той невидимой орущей несвалимой стеной, что ясно расколола мир на их и нас.
Площадь сломилась, сорвалась с терпения, заворочалась раненым медведем. Под громовой шелест разматываемых плакатных рулонов и знамён, как выстрелы, отовсюду шмальнули в мавзолей вопли:
– Долой ленинизм!
– В отставку президента-самозванца!
– Свободу Литве!
– Долой политбюро!
– Да здравствует новый и демократический Моссовет!
– Попов – надежда и совесть Москвы!
Колотилкин не мог понять, почему вдруг посветлело.
Глянул, небо всё то же, чёрное, брюхато то ли дождём, то ли ещё какой напастью. Но почему вокруг стало светлей?
Он повернул голову вбок и обомлел. Вся площадь бело ощетинилась лозунгами, несоветскими знамёнами. Прямо на плечо ему свисал российский в три цвета флаг.
Колотилкин невольно подобрался, припал щекой