Эллы. Когда же наступит нормальное чередование света и темноты? Полуночница распахивает окно, рискуя быть покусанной комарами. Земля внизу – близко. И она перемахивает через подоконник.
« Посмотри страху в лицо!» Ноги сами несут в тайгу! Могила находится быстро. Точно вырастает из-под земли.
Аля вглядывается в пожелтевший портрет, но не может сфокусировать взгляд. Покойница ускользает. Вдобавок слепит поднявшееся над горизонтом солнце. Чтобы избавиться от рези в глазах, она опускает голову. Но огненный диск продолжает буравить веки.
– Мама!– раздаётся зов всех страдающих детей Земли.– Мама!
В перламутровом мареве – женская фигура. В волосах-рассветные лучи.
– Девочка моя!– ( « Мамин голос!»)– Когда ты болела, то просила меня не выключать лампу.
– Я боялась темноты.
– Но на другой день ты пробуждалась без страха. Наступало светлое утро.
– Где ты, мамочка?
Вопрос остаётся без ответа. А в висках стучит: «Не буди девочку! До светлого утра!»
Часть 2. Красный маррокен
ЛАВ-СТОРИ ПО-ТАРАКАНОВСКИ
Как-то вечером, когда дождь заштриховал окна, раздался стук по воротам. Одно сердечко так и рванулось ему навстречу. Но вместо ставшей родной футболки ( “ Never complain and never explain!”) нарисовалась клетчатая шаль.
– Мир – вам. А я к вам!
– С миром и принимаем. Как поживаете, Анфиса Павловна?
– Да слава Богу: живём – хлеб жуём. А я гляжу – московка ваша всё здесь. – И огладив Алю жалостливым взглядом, присовокупила: -Худа-то ! Бёдрышки – что ручки от тазика…
Под привычный бабушкин речитатив «московку» заклонило в сон.
– Садитесь с нами чай пить!
– Дело благое. С чаю горя не бывает. А я с утрення селёдочкой осолонилась.
– Как здоровье ваше, Анфиса Павловна?
– Давно уж пень, да не хочется в тень.
Старица, держа блюдце на растопыренных пальцах, принялась вкушать излюбленный северянами напиток.
– А мы тайну разгадываем,– встрял Васёк,-про девочку. Ну ту, что будить не надо.
– Вижу-вижу, как вы Таракановку шагами меряете.Да только зряшное дело. Битого, пролитого да прожитого не вернуть…
– А если постараться?– стряхнула оцепенение Аля.
– Следочки те уж остыли…
– Какие?
– Тех человеков, кто видел да слышал.
Здесь московская гостья снова едва не унеслась на крыльях Морфея. Но любопытство пересилило:
– Но ниточка всегда остаётся. Нужно только потянуть!
– Да и тянуть-то не всяк охоч,– не сдавалась бабушка.-Только я вам, лапушки, вот что скажу. В бывалошно время я и вовсе к оконцу не подходила. Занято было местечко.
– Ох, скрытничаете, Анфиса Павловна! -Но бабушке от провокативного тона молодой хозяйки ни тепло, ни холодно. Она бесстрастно плетёт словесное кружево. И оно – похлеще снотворного:– Хозяин мой обезножил…
– А что это значит?– Аля задала вопрос, чтобы дать работу обмякшему языку.
– Аль не русская?– бабушка воззрилась на «московку», квашнёй растёкшуюся