пуговиц на шубе, замечая, как хирург оценивает мое зеленое платье. Быстро, едва заметно. Сам на дорогу смотрит внимательно. Или, по крайней мере, делает вид, потому что мы тащимся в пробке. Снежинки падают на лобовое, на капот, на все вокруг…
– Вот здесь меня высади, – командует вдруг Матвей, разрушая идиллию.
Павел чуть поворачивает голову. Улыбка слетает с его губ. Добрый доктор превращается в требовательного родителя.
– Давай до дома уже?
– К Сане забегу. Ненадолго.
– На час. Потом домой сразу, да? Тебе к контрольной нужно подготовиться.
– Я успею.
– Ладно.
Машина останавливается, Матвей коротко прощается и выпрыгивает на улицу, провалившись в снег по колено. Зло ругается себе под нос, вызывая у меня улыбку, Павел же раздраженно хмыкает.
– Я его этому не учил, – сообщает решительно.
– Вы намекаете, что сквернословия он от меня поднабрался?
– Да нет же, сквернословие от меня, – отмахивается Павел беспечно. – Я же врач. Но всему есть время и место.
Его взгляд опять будто случайно прилипает к моим коленям на мгновение.
Я смеюсь, пытаясь представить, как сидящий рядом мужчина в белоснежной рубашке и пальто поливает матерными словами кого-нибудь… Не клеится.
– Что? – спрашивает Павел. Проводит тыльной стороной ладони по губам. – Думаете, он наврал? Не проверять же у парня в пятнадцать лет уроки.
Матвей спешит по улице в сторону подъезда. Снег идет все сильнее.
Мы с Адомайтисом-старшим наедине. Когда мне было тринадцать, я писала буквы А и Д в его фамилии крупно, казалось, это дерзко. Он об этом, конечно, ничего не знает.
Павел ждет ответа.
– Я бы на его месте солгала. Но Матвей хороший, я уверена, что домашку он сделает.
– Знаю, что хороший. Но немного… как бы сказать, безалаберный. За два последних года с пятерок скатился в тройки и двойки. Не знаю, что и делать.
Выяснив чуть раньше, что родом из одного городишки, мы как-то незаметно расслабились. Так бывает, когда в чужой стране встречаешь земляка и мгновенно проникаешься симпатией.
А потом я проговорилась, что отмечать праздник планирую в «Бохо». Оказалось, что Павлу в ту же сторону.
Нужно было, наверное, настоять на своем и выйти из машины. Но бедные горожане на остановке выглядели такими замерзшими и грустными, что я вжалась посильнее в горячее кресло «Спортейджа» и кивнула.
Павел выкручивает руль, возвращая машину в глубокую колею. Бедная покачивается, скрипит.
– Ну и погодка, – говорю я. – Армагеддон. Мы вообще доедем?
– Обязательно. Но в пробках постоим. Вы опаздываете?
– Немного. Подруга ждет.
– На заправку заскочим, это быстро… – Павел поворачивается ко мне и вновь улыбается. Широко и слегка, самую малость, смущенно. – Прошу прощения, осечка вышла. Не против подождать пару минут?
Я смотрю в его глаза. Глубокие, умные. А сейчас вдобавок еще и извиняющиеся. Это вдруг кажется милым.
– Все окей, конечно, –