и развел руками, – тогда подождем до завтра. – Он подошел к Панину и вытянулся по стойке смирно. – Спасибо, что привез Александра. Большое спасибо, Коля.
Минуты две все молчали, потом Панин пробормотал:
– До завтра, – и пошел к дверям. На пороге он остановился, секунду помедлил и осипшим голосом сказал: – Еще Михаил велел передать, что готов нести уголовную ответственность, но Свисток умрет до задержания шайки.
Климов хотел его вернуть, но Панин был уже на площадке, гулко хлопнула дверь парадного, и стало ясно, что догнать его не удастся.
Глава седьмая. Тезки
Когда ему было девять лет и прислуга называла его «барчуком», а матушка «лапонькой», случилось так, что он спас жизнь беглому каторжнику. Он не знал, кто этот грязный, дурно пахнущий человек, неожиданно появившийся у задних дверей барского дома. Он только что прочитал «Отверженные» и, увидев бродягу, не испугался, а, услышав на улице свистки полицейских, взял незнакомца за руку, отвел его в детскую, потом спрятал на чердаке и кормил неделю. Он ни о чем не расспрашивал этого человека и молча сделал, что считал нужным: притащил на чердак кипяток, мыло и ножницы, отцовский костюм и бумажник, а обнаружив однажды отсутствие своего гостя, так же молча уничтожил следы его пребывания и через несколько дней забыл. Этой забывчивости помогли события, свергнувшие царя и отобравшие у родителей «лапоньки» особняк, положение и средства к существованию.
Он понял, что к особняку возврата нет, сначала только морщился на стенания и жалобы стариков, а потом ушел от родителей. Переход от полного благополучия к лишениям и ожесточенной схватке за существование дался ему сравнительно легко. На улице он оказался сильнее, умнее, а главное, озлобленнее своих сверстников. Взрослые, которых он встречал на своем пути, обогащали его жизненный опыт. Он понимал, что если хочет осуществить свою мечту, то должен учиться. Нашлись люди, которые ему помогли.
К восемнадцати годам определился его характер – расчетливый, смелый, решительный и жесткий. Он выбрал свой путь раз и навсегда.
Как-то брел он по Сухаревке, обдумывая предстоящее дело, и натолкнулся на какого-то мужчину, сделал шаг в сторону, но мужчина загородил ему дорогу и свистящим шепотом сказал:
– Харю-то подыми. Брови у тебя знаменитые, на всю жизнь запомнил. Узнаешь?
Лица он не узнал, а глухой и шипящий голос вспомнил.
– Жан Вальжан, – сказал он, быстро прикидывая, что можно извлечь из неожиданной встречи.
– Какой еще Жан? Зови, как все, Коброй. Мужиком стал, барчук, минут десять приглядывался, прежде чем признал. Да, как зовут-то тебя, барчук?
– Михаил.
– Хорошее имя, – просипел Кобра. – Пойдем, Михаил, обмоем встречу.
На неизвестной Михаилу малине Кобра внимательно его выслушал и просипел:
– Брось ваньку валять, айда со мной. В Москве тебя уголовка вмиг заметет. Не хочешь? Ну, дело твое. Хочешь пристать к верным ребятам? Попробую. Когда-то я был хозяином на московских малинах.
Они