Сенд отец снял легко, играючи, правда, когда разглядел у нее свой портрет с вполне естественно пририсованными мной рогами и прочими прелестями, то его рука дрогнула, и по пальцам шибануло красноватой вспышкой отдачи.
Отец только слегка поморщился, но вот профессор Сенд со своими белокурыми локонами, принявшими нормальное положение на ее голове, тут же к нему полезла:
– Ой, Киллиан, тебе больно, да? Сильно ударило?
– Все в порядке, Амалия, солнышко, просто кончики пальцев занемели, – мягко отозвался отец.
– Может быть, все-таки сходим к целителям, сердце мое? – не на шутку озаботилась профессор Сенд.
– Не надо, пташка, это пройдет через пару минут.
Всевидящие, меня сейчас стошнит!
Отец между тем круто развернулся ко мне и, взглянув с такой яростью, что я даже отшатнулась, совершенно другим, железным, тоном проговорил:
– В общем, так, Фрэнтина! Ты не имеешь права учиться в магполице и носить гордое звание его студентки. Решение я уже принял, поэтому можешь меня не отговаривать и на жалость не давить… О боги, а это ещё что такое? Это же из моего кабинета!
Дело в том, что в комнате появился Жуль, который с довольным видом тащил в лапках большое пресс-папье в форме единорога. Эх, и надо же ему было вернуться так не вовремя!
Жуль – енот, которого я нашла во время несанкционированной вылазки в город. Путь лежал через помойку, и, пробираясь мимо, я услышала сдавленные стоны. Жуль (ну, тогда я ему, конечно, имя ещё не придумала) в изломанной позе лежал на краю мусорного бака, и его серая шерстка была в крови, а глазки-бусинки смотрели с мукой.
Наверное, его порвали собаки или крысы, или, скорее всего, издевались уличные мальчишки, а он как-то удрал и приполз на помойку умирать… Это было уже неважно. На гулянку в кабачок «Отрада трубадура» я в тот вечер так и не добралась – вернулась в институт и прямиком к целителю с енотом на руках. Профессор Орнидонт настоящий мастер своего дела, а ещё добрый человек – согласился мне помочь. Енотика мы выходили, и с той поры он от меня ни на шаг. После некоторых уговоров (когда надо, я умею быть пай-девочкой) папа разрешил оставить Жуля в моей комнате. Малкольм, конечно, был недоволен, но против воли самого ректора пойти не мог.
Жуль, не обращая внимания на присутствующих, взгляды которых сосредоточились на нём, подтащил добычу к своему тайничку под подоконником, куда складывал понравившиеся ему предметы, упихнул пресс-папье из отцовского кабинета туда, и с довольным видом потёр ладошки.
– Это последняя капля! Собирайся в дальнюю дорогу, Фрэнтина! – рявкнул отец, – И чтобы сегодня же вечером ни твоей ноги, ни лапы этого животного в моем институте не было! Я тебя отсылаю!
Вот и допрыгалась! Отец простил бы мне все проделки, как прощал много раз, но не Амалию. Амалию – нет…
– Куда? – робко подала голос я.
– В Академию Хозяйственной Магии, – злорадно проговорил ректор. – К самому черту на кулички!
Затем подхватил под руку необыкновенно