его руками и крылышками.
– Не так скоро, – еле улыбнулся Радмир, гладя племянника по голове, – Мне тебе сказать надо, – он сглотнул, втянул воздух ноздрями, постарался набраться сил.
– Что? – Ян отпрянул от дядиной груди и смотрел, широко открыв глаза и не моргая, чтобы ничего не упустить.
– Я виноват перед тобой, – дядя криво улыбнулся, – Хотел еще много тебе показать на этом свете, научить. Силы злые дернули накинуться на этого аргона. Не подумал я, что у голодного детеныша может быть безжалостный родитель. Эх, Яньчик, виноват я, сильно виноват перед тобой. Теперь тебе одному придется жить и набираться уму разуму.
– Нет, дядя! Не говори таких слов, замолчи! Ты бредишь опять! – Ян заплакал, сжав кулачками стеганое одеяло на дяде, – Ты выздоровеешь, поправишься, обязательно!
– Мал ты еще, – вздохнул тяжело Радмир и прикрыл глаза.
К вечеру он умер, стиснув зубы, в горячке. Ян рыдал без остановки. Единственный для него родной человек оставил этот свет. Рано, внезапно и безвозвратно. Сердце Яна разрывалось от боли, голова трещала. Отец прикрикнул с угрозой наказания. Родители были молчаливо угрюмы. Мать брезгливо прибиралась и бухтела, что надо было все-таки перетащить больного в его дом, пока был жив. А теперь изба воняет лечебными травами и гнилью от раны. Еще и труп до утра стыть будет. А на улице мороз, окна не раскрыть, чтоб проветрить.
– Заткнись уже! – оборвал ее муж и ушел за старейшинами, чтобы быстрее провести захоронение.
Хоронили по обычаю на болотах. Все старики и человек пять мужчин среднего возраста – друзья Радмира завернули мертвеца в грубую ткань, перевязали бечевой и, уместившись на двух санях, поехали еще до зари на север к черным топям. Как сани тронулись, один из молодых затянул басом похоронную песню. Остальные нестройно подхватили.
Ян сидел у окна, теребил край рубахи и редко всхлипывал. Один он остался, так чувствовал себя. Мать не подходила, не утешала. Будто у нее сердце каменное было. Совсем не жалела ни смерти дяди, ни горя сына. Прибралась, свечку потушила и спать легла. А Ян так и сидел до утра, исступленно вглядываясь вдаль через заиндевелое окно, туда, куда уехали похоронные сани.
Глава 4. Рожденный летать ползать не хочет.
Тяжело стало Яну одному. Никто дело дяди продолжать не стал – «зимние чтения» оборвались на середине азбуки. Ян вечерами один приходил в холодный дом, уставленный книжными шкафами под потолок, долго разжигал печь, зябко кутаясь в кафтанчик, пряча по очереди свободную руку в карманах. Затем при свете огня печки и маленького огарка свечи на столе приступал к чтению. Дом, построенный из толстого бруса, часто пугал Яна неожиданным стоном или скрипом – ветер пробирался в щели похозяйничать в опустелом жилище. Чтобы не отвлекаться на призрачные отзвуки, Ян иногда начинал читать вслух, с выражением, расхаживая по читальне. Когда история в книге была забавной, на душе мальчика становилось тепло и весело. И он на миг совсем забывал о своем горе и одиночестве.
Яну