у меня есть к вам поручение от вашего дяди Валуа.
Какие-то новые таинственные узы связали их отныне, и каждое произнесенное слово приобретало теперь иное значение.
– Вскоре будет суд над старейшинами тамплиеров, – продолжал Артуа, – и есть все основания опасаться, что ваш восприемник от купели Великий магистр ордена Жак де Молэ будет предан смерти. Ваш дядя Валуа просит вас написать королю и молить о помиловании.
Изабелла ничего не ответила. Она уселась, как и прежде, подперев ладошкой подбородок.
– Как вы на него похожи! – воскликнул Артуа.
– На кого похожа?
– На короля Филиппа, вашего батюшку.
– То, что решил король, мой отец, то решено окончательно, – медленно произнесла Изабелла. – Я могу вмешиваться в дела, затрагивающие честь нашей семьи, но я не намерена вмешиваться в государственные дела Франции.
– Жак де Молэ – глубокий старец. Он был благороден, был велик. Ежели он совершал ошибки, он уже искупил их сторицей. Вспомните, что он ваш крестный отец. Поверьте мне, готовится большое злодеяние, и снова его затевают Ногарэ и Мариньи! Нанося удар по тамплиерам, хотят нанести в их лице удар по всему рыцарству, по всему высокому сословию. И кто же? Безродные, ничтожные люди.
Изабелла молчала в нерешительности, дело было слишком важное, дабы она осмелилась вмешаться в него.
– Я не могу судить о таких вещах, – сказала она, – нет, не могу судить.
– Вы знаете, что я в долгу перед вашим дядей Валуа, и он будет мне крайне признателен, если я получу от вас письмо. К тому же сострадание к лицу королеве; жалость – прирожденная добродетель женщины, и добродетель, достойная всяческих похвал. Кое-кто упрекает вас в жестокосердии – вступившись за безвинных, вы дадите клеветникам блистательный отпор. Сделайте это ради себя, Изабелла, а также и ради меня.
Имя ее, Изабелла, он произнес тем же тоном, каким произнес его, когда они стояли у окна.
Королева улыбнулась.
– Вы, Робер, искусный дипломат. Кто бы мог подумать, ведь с виду вы настоящий дикарь. Хорошо, я напишу письмо, которое вам так хочется получить, и вы сможете доставить его вместе со всем прочим. Я даже попытаюсь добиться письма от английского короля к королю французскому. Когда вы уезжаете?
– Когда прикажете, кузина.
– Думаю, кошели будут готовы завтра: значит, скоро.
В голосе королевы прозвучало огорчение. Робер взглянул ей в глаза, и она снова смутилась.
– Я буду ждать от вас гонца, который сообщит, следует ли мне отправляться во Францию. Прощайте, мессир. Увидимся за ужином.
Робер вышел, и зала вдруг показалась королеве удивительно тихой, как долина после промчавшегося над ней урагана. Изабелла прикрыла глаза и с минуту сидела не шевелясь.
«Этого человека, – думала она, – озлобили вечные несправедливости. Но на любовь он способен ответить любовью».
Люди,