.

он за людей отвечает, ему эти подвиги – одна головная боль. Но в вашей профессии самая будничная работа в чём-то героическая. Честно говоря, я и пытался это уловить в твоих рассказах. Хоть что-то.

      – Ага, а месяц на экваториальном плато, это тебе не подвиг? Сниться эти базальтовые плиты начали. Едва глаза закрываешь – красно-бурая каменная пустыня до горизонта, и миражи в раскалённом воздухе.

      – Может и подвиг, но какой-то он очень уж однообразный получился. Высадились, установили регистрирующую аппаратуру, собрали образцы… Рутина!

      – Рутина, значит? Конечно, куда уж нам до вашей, полной интересными приключениями и подвигами писательской жизни!

      Белка отвернулась, надула губы. Обиделась. Андрей прикусил язык – зачем ляпнул? И слово какое противное выскочило, «рутина». Где только выкопал такое?

      Теперь они шли молча, почти в полной тишине. Только изредка хрустнет веточка, попавшая под ногу, да дятел где-то вверху выбивал раскатистую барабанную дробь. Краем глаза Андрей засёк движение – рыжая белка разбирала упавшую на землю шишку. Заметила людей, застыла, повернув навстречу удивлённую мордочку. И вдруг молнией взлетела по стволу, исчезла в ветвях. Андрей осторожно потеребил ладонь подруги.

      – Ну чего ещё? – недовольно буркнула та.

      – Видела, как твоя родственница по деревьям скачет?

      – Ой-ой-ой, остряк доморощенный! Сейчас я твоего родственника найду!

      Она покрутила головой, но никакой живности больше не наблюдалось. Отчаявшись увидеть в густых ветвях хоть что-то, поинтересовалась ехидно:

      – А какая это птичка поёт?

      – Дятел.

      – Сам ты дятел! Прислушайся! Слышишь? Соловей?

      – Нет, не похоже… Хотя… Нет, не знаю. Определённо могу сказать, что это не кукушка!

      – Да уж, соловья от кукушки любой отличит. А я думала, ты по голосам птиц определить можешь.

      – С чего бы? Я не орнитолог.

      – Но ты ведь пишешь в своём романе: «Он услышал, как синички в кустах начали о чём-то ожесточённо спорить». А может там совсем не синички были?

      – Так то в романе!

      – Вот так и верь вам, писателям! Я думала, пишут о том, что знают.

      Андрей, протестуя, взмахнул руками:

      – Нельзя же знать всё!

      – Да, всё знать невозможно. Но то, чем занимаешься, нужно изучить в совершенстве. Я, например, знаю химию и планетологию. И косморазведку.

      – Косморазведку и я знаю!

      – Ха! Это ты о тех трёх неделях на базе? Хорошее знание! Помнишь, как ты тогда шлюпку сажать учился? «Леночка, мы почему-то слишком быстро снижаемся!» Повезло, что я успела управление перехватить, а то так бы и пришёл шлюпке трындец с капремонтом.

      Возразить было нечего, инцидент имел место быть. Но сдаваться Андрею не хотелось, а лучшая защита, как известно, это нападение. К тому же Белка, кажется, забыла о решении обидеться на «рутину».

      – Между прочим, госпожа косморазведчица, ты в своём рассказе о Горгоне кое-что перепутала. Вы там были не двадцать три,