понял, что можно жить по-разному. Разбогатевший ненадолго племянник не очень-то тратил деньги на своих родных, поэтому жизнь одинокого дядюшки почти не улучшилась. Хотя бобо чаще стал ложиться спать не на голодный желудок, а после того, как получал на ужин лепёшку с катыком, а иногда и горячую шурпу. Когда старому человеку объяснили, что только потеря голоса и полное отсутствие любопытства продлят его жизнь до бесконечности и будет зависеть лишь от расположения Всевышнего, он всё понял.
Но меня удивило, почему это он раньше не был более сметливым, и оставался бедняком? Старик вразумительно объяснил Зульфикару, что в кишлаке особенно не из чего было выбирать. Тот участок земли, где он работал молодым, принадлежал его старшему брату. Его сыном был Юсуф, не похожий на своего отца, ни внешностью, ни характером. Юсуф-праведник, несмотря на такое красивое прозвище, унаследовавший участок после смерти отца, не захотел отдавать его своему амаки: у самого было трое детей. Пожилой человек скрепя сердце отказался от того, что наполовину принадлежало ему.
Да у самого старика уже не было сил обрабатывать землю и платить налоги, вот и остался приживалом. Таких историй много, хорошо, что племянник не выгнал его и продолжал кормить. Дядя в благодарность по мере сил выполнял домашнюю работу, не требующую усилий как при вспашке земли. Когда глазастый кушчи на празднике увидел старика, и выяснил, кто это такой, оказалось, что лет ему не так уж много. Но сколько, дехканину было всё равно, эти странные вопросы о возрасте его удивили. Старик знал, что племянник моложе его, но насколько моложе, не представлял. Он был неграмотный, как и все в округе, но считать мог. Я не знаю ни одного узбека, который не может считать хотя бы до ста.
В доме, раскинувшемся за унылым невысоким дувалом, старика отмыли, подкормили, чтобы тот не выглядел измождённым нищим. Через три луны он стал почти такой же загугастый*, как и я. Затем старика переодели в привычную для меня одежду и показали мне. Зеркала у нас не очень хорошие и я не думаю, что был похож на него – или он на меня, как две капли воды или дети, рождённые женщиной в один день. Но Зульфикар уверял, что отличает нас только по запаху и голосу. А ещё по некоторым моим особенным движениям. Последняя мелочь, отличающая нас, была несущественной – старик не успел растолстеть до моих размеров.
Пожилого дехканина звали Касым, Кары-Касым, и звали так достаточно давно. Я с огромным интересом разглядывал его, хотя старик меня не видел. В конце-концов Зульфикар сказал ему, что тот должен пожить в закрытой комнате некоторое время. Изредка, если понадобится, показывать своё лицо посторонним. Но должен прижимать руки к горлу и ничего не отвечать, словно его скрутила болезнь. Касым согласился с нижайшими поклонами и величайшей благодарностью. Наши голоса и речь разительно отличались. Дехканин говорил грубым, низким голосом простолюдина, а я более высоким и выразительным голосом образованного человека. Зульфикар решил на две недели сделать его немым.
Кары-Касым