хороводом, взвивалась в воздух. Каждый расписанный осенью лист пылал, каждая жилка светилась и переливалась. И кружились в этой сумасшедшей пляске существа, коими пугают враки. Не вообразить и не описать таких, как они. Заросших мхом, покрытых корою. Иные махонькие – с ежа размером. Иные по колено рослому мужу. А в центре поляны, в самом безумии, кружилась Ведьма.
– Щур, протри мне глаза… – прошептал Рьян, позабыв, что лучше б призывать в защитники своих родных богов, а не тех, в чьей вотчине прожил вот уже дюжину лет.
Местные лгали. Али сами правды не ведали. Не жила в лесу никакая Старуха. Жила девка.
Молодая, гибкая, быстрая, как лисица. Красивая, как бесовка… Она плясала как пляшет пламя костра. Извивалась, вспыхивала, взрывалась искрами. Цветные юбки задрались, обнажая колени, рубаха сползла с загорелого плеча. Глаза – жёлтые, звериные. Волосы… Волосы, как пышный лес! Целая копна, грива лошадиная. Немудрено, что путались в ней ветви да колдовские листья. И не скручивала их ведьма в тугой жгут, как принято у срединных женщин, коли никакого праздника не случилось. Волосы цвета дубового корня шевелились, как живые, невесомо взмывали в воздух. Она отбрасывала их ладонями от потного лба, утиралась рукавом и кружилась, кружилась, кружилась… Падала наземь, вскакивала и снова падала, корчась в вихре огней не то от боли, не то от наслаждения.
Заворожённый, Рьян шагнул вперёд. Коснуться смуглой кожи хоть единый раз, навеки застрять в переплетении волос, задохнуться от восторга. Здесь бы и кончить враку про проклятого наследника. Да Лихо иной раз с собою приносит подарки.
Проклятье Рьяна ожгло ему щёку головешкой, протрезвило буйную голову. Молодец рыкнул от неожиданности, и наваждение развеялось. Остановила танец девка с безумными жёлтыми глазами, опала к ногам золотая листва, превратившись в прелую падь, расползлись существа, названия которым северянин не ведал. Щека саднила как от пощёчины, так и тянуло приложить к ней холода. А бесовка по-звериному припала грудью к земле, напрягла острые локти и смотрела прямо на него. Нехорошо смотрела, не по-человечески.
– Ты, что ли, ведьма? – начал Рьян, как и задумывал.
Ох, не с тем ты пришёл договариваться, молодец! Ох, не с того начал!
Ведьма извернулась и кинулась на него. Быстры были её движения, смертоносны. Но проклятье оказалось быстрее.
Оно вскипело в животе, туманом поднялось к голове, затмевая рассудок, забурлило в глотке и вырвалось острыми зубами, в который раз вспарывая нежные человеческие губы.
Зубы лязгнули – девка завизжала, откатилась в сторону, баюкая прокушенную руку. А молодец уже сам на себя не походил. Хребет пророс шерстью и выгнулся, в клочья разорвав последнюю рубаху, рыжие вихры сделались жёсткой щетиной. И несдобровать бы ведьме, да наперерез Рьяну кинулись духи, что плясали с нею в хороводе. Обернули на спину, удержали за изломанные руки-лапы. А когда проклятье отступило, плясуньи уже и след простыл. Только обрывки одежды насквозь промокли, да новая обувка пропала.
***
Нити