Не сам – Принудка. Артём Маратович Музагафаров

ion>

      – Волооодя! – протяжно окликает Рустам человека, которого знает третий день.

      – Иди спать! – громко говорит санитарка, пытаясь придать голосу грозный звук и, тем самым, мешая спать остальным. Но Рустаму нарушение режима – после отбоя не ходить и не шуметь – не страшно. Он здесь не по своей воле и уже давно пошёл в отказ.

      – Покурим? – продолжает Рустам Зиянгиров. Владимир кивает и заходит в курилку.

      – Покурим? Покурим? Оставишь? – сразу бурлит гвалт народа в курилке.

      – Оставляю, – сухо ответил Владимир Павлович – мужчина 53-х лет, уже полуседой, здесь он оказался по своей воле, недавно опять приступ был.

      Что ни говори, а сигареты в психушке – самое главное. Это и основная деятельность курящих – поиск курева и собственно само курение, в перерывах которого происходит наиболее откровенное общение – и единственная валюта (чай запрещён), и единственная радость, не считая еды и антидепрессантов. Больше половины пациентов зависимы даже не от никотина, а от самого процесса.

      Для Рустама же важнее всего было именно общение в курилке, где постоянно много людей. И когда очередная рука без спроса начала тянуться к наполовину истлевшей сигарете он, как бы невзначай, спросил – Вов, бить нельзя?

      – Нет, – как всегда коротко ответил Владимир Павлович.

      – А если напросились?

      – Никого нельзя. Ты за это что ль здесь? – впервые за три дня проявил интерес Владимир Павлович, до этого находившийся в апатии.

      – Менту руку сломал. Да он, он меня спровоцировал – за ухо меня взял и к врачу повёл – я ему мальчик что ли?

      – Ну, он же тебе ухо не сломал, а ты ему руку сломал. Получается, ты агрессор.

      – Да ещё, понимаешь, весеннее обострение и…

      – Не мы такие, жизнь такая? – усмехнулся Владимир.

      – Люди такие, – грустно ответил Рустам и взял полсигареты, выдернул фильтр и молча и молча докурил, не обращая внимания на мольбы остальных о паре тяжек.

      Немного посидели ещё молча, и вышли в коридор.

      – Вот ты говоришь люди такие, мол, жестокие и плохие, а кто их такими сделал?

      – Жизнь, воспитание…

      – Общество! – уже явно возбудился Палыч. – Нормы морали устанавливаются не государством, а обществом, разбитым на субкультуры и страты – арестанты, рабочие, элита, бездельники, мужчины, женщины и так далее. И в каждой отдельной группе людей, будь то семья, рота, город, вот наше отделение, к примеру, будут намешаны эти субкультуры, диктующие что хорошо, а что плохо.

      – Вов, ты так умно говоришь, ты кем был?

      – Учителем истории, пока вторую не дали. Ну, так вот, а самое интересное, что любой коллектив – это враг индивиду в нём, не считая разве что лидеров. Вот смотри, захотел ты купить машину – пошлину заплати, сайгаком по кабинетам пробегись, бумажки собери, нет прав – так проходи обучение, даже если уже умеешь, медкомиссию опять же. Для общества, конечно, полезно, а тебе один вред – потеря времени, нервов и денег. А в коллективе ещё хуже – одни работают, другие едят. Как писал Солженицын «И здесь воруют, и в зоне воруют, и ещё раньше на складе воруют. И все те, кто воруют, киркой сами не вкалывают. А ты – вкалывай и бери, что дают». Поэтому я особо в семейки не лезу.