Поднимается ветер, – сказал один из них.
– Передайте Халилю, что ему нужно поговорить со мной. – К своему несказанному огорчению, Елена услышала жалобные нотки в своем голосе. – Скажите, что у меня для него есть важная информация.
Один из охранников положил руку ей на плечо, и Елена окаменела под его прикосновением.
– Не трогайте меня.
– Для вашей собственной безопасности, ваше высочество, вы должны вернуться в шатер. – И, развернув Елену лицом к входу, он слегка подтолкнул ее, словно она была маленьким ребенком, которого отправили в угол.
Халиль сидел в своем шатре за тиковым столом и пальцем чертил маршрут через пустыню – из своего лагеря в Сайад. Триста миль. Триста миль до победы.
Невольно, не в силах удержаться, он посмотрел в угол карты, на негостеприимный клочок мрачной пустыни, где жило одно-единственное кочующее племя – племя его матери.
Абдул-Хафиз мертв, и племя матери теперь поддерживает его. И хотя они даже провозгласили его шейхом, он не приехал, чтобы поблагодарить их за оказанную честь.
Он никак не мог заставить себя вернуться на бесплодный клочок земли, где он страдал три долгих года.
У него до сих пор сжималось сердце, когда он видел это место на карте, а память рисовала жестокое, насмешливое лицо Абдул-Хафиза, замахивающегося кнутом на жалкую фигурку маленького Халиля.
– Женщина спрашивает вас. – У входа в шатер стоял Ассад. – Говорит, у нее есть важная информация для вас.
– Какая?
Ассад пожал плечами:
– Кто знает. Она доведена до отчаяния и, вероятно, лжет.
Халиль побарабанил пальцами по столу. Елена и впрямь в отчаянии, и это делает ее безрассудной. Непокорной. Несомненно, ее попытка вызвать его на разговор – очередная уловка, способ освободиться. И лучше бы проигнорировать ее просьбу. Проводить как можно меньше времени с женщиной, которая зря вводит его в искушение.
– Надо с этим разобраться, – сказал он мгновением позже. – Я навещу ее.
– Привести ее сюда?
– Я сам зайду к ней в шатер. – Халиль встал со стула, стараясь не обращать внимания на желание, вновь возникшее при мысли о королеве.
Ветер дул ему в лицо, забрасывая песком, пока он шел через весь лагерь к шатру Елены. Вокруг люди сидели на корточках у костров или чистили свое оружие и ухаживали за животными. При виде этой картины, глядя на преданных ему людей, Халиль исполнился теплых чувств и в то же время что-то отозвалось болью внутри.
Эти люди – самые близкие для него. Почти что семья, которой у него не было двадцать девять лет.
Дайма, конечно, была его семьей, и он бесконечно благодарен ей за то, что она для него сделала. Она в буквальном смысле слова спасла его: кормила, поддерживала, верила в него. Да, он многим ей обязан. Но Дайма никогда не понимала, что им движет. Не понимала, насколько ему важно вернуть все утраченное, вернуть самого себя. А эти люди понимали.
Отогнав непрошеные мысли, Халиль решительно вошел в шатер Елены.
Елена