кусок побольше от ценностей, сокрытых не слишком глубоко в одежде ротозеев. Наметанному взгляду не составило бы труда выцепить из толпы нескольких переодетых аристократов, путешествовавших инкогнито. Породистые дамы и господа, изо всех сил старавшиеся сойти за простых обывателей, весьма походили на овечек, отважно забравшихся в волчье логово, и судьба их ждала соответствующая. Знать поумнее предпочитала удобную гавань с морским вокзалом в трех километрах к северу.
– Гаэль, сынок, – радостно вещал старик, – смотри, сколько жизни в этой туше, что зовет себя Вимсбергом. Право, он похож на зверя, издохшего у водопоя. Зверьки помельче селятся в его меху, твари покрупнее дерутся за самые жирные куски, а падальщики бродят кругами и тащат, что останется. И все так привыкают к нему, что даже не чувствуют, как он медленно травит их всех.
Юноша, названный Гаэлем, снизу вверх смотрел на спутника. Несмотря на ласковое «сынок», общего у них было мало… но только на первый взгляд.. Стоило отвлечься от разницы между белизной подчеркнуто скромного костюма альва и сочным разноцветием наряда молодого полукровки – от теплой рыжины чуть распахнутого дождевика до красно-золотых проблесков под ним, – стоило мысленно отнять у обоих бороды, – объемистые белые пряди старика и пучок дерзких каштановых косичек Гаэля, – как оба становились едва ли не на одно лицо. Высокие лбы, скулы, острые уши с одинаково удлиненными кончиками, кофейные глаза…
Хотя вот с глазами дело обстояло непросто. Несмотря на одинаковый разрез капелькой, стекавшей от висков к переносице, и цвет радужек, выражение в них было совершенно разным. Если живой взгляд Гаэля останавливался только во время разговоров или серьезных размышлений, а в остальное время непрерывно скользил по миру, всюду отыскивая что-то новое, то черные точки зрачков его спутника казались просто выжженными дырками. Ничего не жило в них – разве что угадывалось временами некое движение, словно угольно-черная завеса истончалась на миг и приоткрывала что-то еще более темное, неясное и от того особенно неприятное, заставляющее неловко улыбаться и отводить глаза. Даже Гаэль, который явно не чаял в старике души, старался лишний раз в эту тьму не заглядывать.
Тяжело было.
Так тяжело бывает до последнего верить тому, про кого сердцем чуешь – черная в нем душа.
Но юноша не падал духом. Чуйка – чуйкой, как выражалась его не чуждая просторечья бабушка, а дела громче говорят. Сердце – оно глупое, чуть погода изменится – и уже жмется, как порося к свиноматке, а ты сволочей повсюду видишь. Мудрая старушка рассыпала подобные истины щедрыми горстями, и Гаэль с младых ногтей привык проверять друзей делами. До сих пор правило не давало осечек.
Старик всем весом (хотя сколько его там было…) налег на плечо юноши, и неторопливо увлек его к притихшей шхуне. Возница проводил их взглядом. Желтые, испещренные бурыми прожилками