Трагедия Тарковского – «метафизическая интоксикация». Фильмы Андрея Тарковского как зеркало идеологического кризиса и распада СССР
персонажем, в запале бросил: «Ну а вам-то что ясно?». «А чего тут не понять? Жил человек, грешил. Пришла пора умирать – теперь грехи замаливает». Vox populi сразил знатоков. Собрание в молчании покинуло зал. Неважно произошел ли этот случай на самом деле, а если был, то дошел ли в неискаженном виде. Важно то, что посыл автора можно легко считать и выразить одной строкой.
Случай с уборщицей остался бы «киношной байкой», забытой во времена Перестройки, если бы его не пересказал в интервью сам Тарковский, выразив безмерное восхищение «простой женщиной из народа не имевшей и трех классов образования, посрамившей всех кинокритиков с университетскими дипломами».
Часть первая «Зона Тарковского»
Киноязык
Поскольку данный текст в первую очередь предназначается читателю малознакомому со спецификой кино, придется начать с простых положений. Всякий художник выражает себя на том языке, на котором мыслит. Разговаривать при этом он может на многих языках. У писателя, поэта язык выражения мысли совпадают с языком его речи – оба вербальны. Авторы плетут художественную ткань из слов.
Впрочем, и здесь «не все так однозначно». Уж кто знал толк в литературе, так Лев Толстой. На вопросы «о чем это?» отвечал: «Чтобы рассказать, о чем „Анна Каренина“, я должен пересказать роман с перового до последнего слова». Все верно. Идея романа раскроется читателю в конце, причем понять ее можно совершенно по-разному. Но прежде читатель должен пройти по всем ступеням повествования, сопережить события вместе с героями, почувствовать их драму, сопережить трагедию Карениной. Попутно у него возникнут сотни мыслей, воспоминаний, ассоциаций и аллюзий. Закрыв книгу, читатель почувствует, что получил глубокий эмоциональный опыт. В его памяти останется образ романа, как чего-то сложного, многогранного, глубокого по своей сути. Краткий же пересказ «Карениной» превратится в описание банальных любовных треугольников, достойных разве что бульварного романа.
С иными искусствами еще сложней. Художник и скульптор мыслят визуальными пластическими образами. Архитектор – пространственными формами. Актеры, танцоры движением лица и тела, модуляциями речи. Музыкант мелодиями, сегодня часто просто звуками. Их мысль не вербальна, невыразима словами и воспринимается зрителем точно так же эмоционально, образно в первую очередь. Могли бы они выразиться иначе, рассказали бы словами. Но не могут, да и не нужны им слова. Чтобы что-то понимать, человек должен представлять.
Примерно следующее говорил о языке кино любимый режиссер Тарковского Робер Брессон: «Если вы видите на экране, как кавалер усаживают даму в лодку – это еще не кино, это театр на экране. Они плывут по реке и разговаривают – и это не кино. Вдруг женщина замолкает, опускает руку в прозрачную воду. От ее пальцев поднимаются жемчужные пузырьки, сияющие в солнечных лучах. Женщина молчит и задумчиво смотрит на них. Кино