открыла глаз. Женщина склонилась над ней, внимательно рассматривая его, затем зачем-то подняла веко.
– Ну ничего… Посмотри в сторону…
Ира послушно скосилась на стену.
– Хорошо, – удовлетворившись, произнесла тетя Марина. – Как себя чувствуешь?
– Нормально, – шепотом произнесла Ирина. – Нога болит… не сильно.
– Неудивительно. А голова болит?
Ирина попыталась отрицательно покачать тем, что не болит, но резкая боль в правом виске заставила замереть и сжать одеяло в кулаке.
– Понятно. Ты пока старайся головой не вертеть. Уже все заживает, но танцевать пока рано, – тетя Марина обнадеживающе улыбнулась. – Главное, очнулась, а остальное поправим.
«Очень похоже на попытку успокоить обреченного. Но не требуется большого копания в себе, чтобы определить, что до танцев мне еще далеко, если вообще дело дойдет». Боль из головы расплылась по всему телу и медленно собралась в ноге, неподвижно лежащей на шине. Ирина даже не заметила, как глаз заблестел от навернувшейся слезы. Рядом захлюпала носом Алина.
– Ну вот, развели мне тут сырость. Два кондиционера. Так все силы на влажность уйдут. Выздоравливать надо, а не слезы лить, – врач повернулась к сестре: – Ты хоть прекрати рыдать.
Алина закивала и поспешно утерла глаза рукавом халата.
– Все, всеобщая мировая скорбь закончилась? – и, получив от Алины очередной утвердительный кивок, мать Максима продолжила: – Тогда иди, оденься в «чистое» и принеси из процедурной все для перевязки. Как прошлый раз, помнишь?
– Да, конечно, я сейчас. – Алинка спохватилась и умчалась за дверь, чуть не столкнувшись на пороге с входящими в плату Изотовыми.
Максим-отец кинул взгляд на моргающую Ирину, улыбнулся и констатировал:
– Очнулась, – и, не стесняясь ни сына, ни больную, спросил супругу: – Ты ее уже смотрела? Как она?
– Полностью нет, сейчас перевяжем вместе – определимся, а так… Выраженный болевой синдром при движении в шее. Дисфонии нет, глазодвигательная моторика в норме, нистагм незначительный, реакция зрачка на свет хорошая. В общем – я довольна.
– А бедро?
– А, что бедро? Без рентгена репозицию мы не проконтролируем, а консолидация в любом случае будет – молодая…
– Э-э, предки, а можно перейти с тарабарского на доступный русский? – возмутился Максимыч. – Мне, как бы, тоже интересно.
– Все, что тебе надо знать – что Ира жива и поправится. – Отец взял сына за плечи и мягко, но настойчиво развернул его к двери. – А пока иди, посиди дома, а мы тут поработаем.
– Что ты меня выпроваживаешь? Будто я никогда в жизни ран не видел…
– Может, девушка будет стесняться?…
– А, ну да… – Максимыч рассеянно посмотрел на Иру. Белая, похожая на перекосившуюся шапку повязка сливалась с наволочкой, и казалось, что ее лицо испуганно выглядывало единственным глазом прямо из подушки. Он обнадеживающе улыбнулся девушке и вышел,