сильно запираться нет смысла, и я отмахнулся:
– Суд был, а расправы нет.
– Апанасенко сняли, может, и меня надо снимать? – поинтересовался Виктор.
– О тебе речь вообще не шла. Поговори с товарищем Сталиным – мол, снимите с дивизии, дайте бригаду либо полк, – предложил я. – Хочешь, я сам с ним поговорю?
– Не надо, – помотал нестриженной головой Спешилов. – Я уйду, кто-то другой придет, а ему придется всю грязь разгребать. Нет уж, коли взялся, то до конца пойду. Скажи-ка лучше, как там Архангельск?
– Когда уезжал, на месте стоял, – пожал я плечами. – Но я уже сам больше месяца дома не был, может, что и случилось – Северная Двина из берегов вышла, белые медведи напали… Ну, если бы интервенты напали, ты бы уже знал. А если не слышал, значит никто не нападает.
Спешилов вздохнул.
– Да не вздыхай так тяжело, – успокоил я парня. – Война скоро закончится, вернешься ты к своей Анне. Ты же еще свадьбу «зажал», помнишь?
Виктор опять вздохнул.
– Комиссар, да ты что вздыхаешь? – удивился я. – Какой пример личному составу подаешь? Может, завел себе кого-нить, а теперь харе стыдно? Так не переживай, сам не проболтаешься, никто не узнает. – Комиссар продолжал молча вздыхать, и я усилил напор. – Давай, колись. Что у тебя стряслось?
Наконец-то храбрый комиссар сумел выдавить из себя:
– От Аньки только одно письмо за все время пришло. Может, она уже замуж без меня вышла? Я-то ей почти каждую неделю пишу, а все письма куда-то идут, словно в камский мох.
– Вить, ты что, ошалел? – с удивлением воззрился я на друга. – Ты что, не помнишь, как у нас письма ходят? Мне служебные депеши по неделе идут с фельдъегерской связью, а уж обычная-то почта… Если пешком идти, так быстрее будет. Наверняка в Москве, на почтамте, целая груда писем лежит.
– Думаешь? – робко поинтересовался комиссар.
– Вить, стопудово. Меня когда на польский фронт вытащили, Анна хотела вместе со мной ехать. Но вишь, я же не знал, куда отправят – на Западный фронт или на Юго-Западный. Да и не хотелось девчонку на фронт тащить, мало ли что.
Спешилов воспрянул духом, а я мысленно вздохнул – надо было взять письмецо у Анны, оставил бы в Москве. Вот, недодумал.
– Слушай, Володя, – поинтересовался комиссар. – Ты когда обратно поедешь?
– В Москву отправляюсь прямо сегодня, а уж когда в Архангельск вернусь – про то только Совнарком ведает, да Феликс Эдмундович.
– Может, ты из Москвы Аньке шоколадку как-нибудь перешлешь? – спросил Виктор, вытаскивая из-за пазухи плитку. – Скажешь, что от меня. Аня уж очень шоколаду хотела, а я и купить не смог, не нашел.
– Кхэ, кхэ, – раздалось над головой нарочито громкое покашливание. Оказывается, мы не заметили, как подошел Сталин. – Товарыш Спешылов, праститэ, что стал нэвольным свидетелем ваших паследних слов. Нэ волнуйтесь, я дам Владимиру Ивановичу шоколадку для вашэй дэвушки. А эту ви, пожалуйста, скушайте сами.
Когда мы возвращались обратно, я невольно ждал продолжения разговора начатого