такие тихие, покорные лица, – досказала она, ворочаясь впотьмах с подушкой.
– Ну, что это, Дора, сто раз повторять про одно и то же! Спи, сделай милость, – отвечала ей Анна Михайловна.
Глава шестая
Роман чуть не прерывается в самом начале
Доходил второй месяц знакомству Долинского с Прохоровыми, и сестры стали собираться назад в Россию. Долинский помогал им в их сборах. Он сдал комиссионеру все покупки, которые нужно было переслать Анне Михайловне через все таможенные мытарства в Петербург; даже помогал им укладывать чемоданы; сам напрашивался на разные мелкие поручения и вообще расставался с ними, как с самыми добрыми и близкими друзьями, но без всякой особенной грусти, без горя и досады. Отношения его к обеим сестрам были совершенно ровны и одинаковы. Если с Дорушкой он себя чувствовал несколько веселее и сам оживлялся в ее присутствии, зато каждое слово, сказанное тихим и симпатическим голосом Анны Михайловны, веяло на него каким-то невозмутимым, святым покоем, и Долинский чувствовал силу этого спокойного влияния Анны Михайловны не менее, чем энергическую натуру Доры.
Дорушка не заводила более речи о браке Долинского, и только раз, при каком-то рассказе о браке, совершившемся из благодарности или из какого-то другого весьма почтенного, но бесстрастного чувства, сказала, что это уж из рук вон глупо.
– Но благородно, – заметила сестра.
– Да, знаешь, уж именно до подлости благородно, до самоубийства.
– Самопожертвование!
– Нет, Аня, глупость, а не самопожертвование. Из самопожертвования можно дать отрубить себе руку, отказаться от наследства, можно сделать самую безумную вещь, на которую нужна минута, пять, десять… ну, даже хоть сутки, но хроническое самопожертвование на целую жизнь, нет-с, это невозможно. Вот вы, Нестор Игнатьич, тоже не из сострадания ли женились? – отнеслась она к Долинскому.
– Нет, – отвечал Долинский, стараясь сохранить на своем лице как можно более спокойствия.
Анна Михайловна и Дорушка обе пристально на него посмотрели.
– Пожалуй, что и да, мой батюшка; от него и это могло статься, – произнесла несколько комическим тоном Дора.
Долинский сам рассмеялся и сказал:
– Нет, право, нет, я не так женился.
За день до отъезда сестер из Парижа Долинский принес к ним несколько эстампов, вложенных в папку и адресованных: Илье Макаровичу Журавке, по 11‐й линии, дом Клеменца.
– Скажите какой скромник! – воскликнула Дорушка, прочитав адрес. – Скоро два месяца знакомы – и ни разу не сказал, что он знает Илью Макаровича.
– Разве и вы его знаете?
– Кого? Журавку? Это наш друг, – отозвалась Анна Михайловна. – Я его кума, детей его крестила. У нас даже есть портреты его работы.
– Как же он мне ничего не говорил о вас?
– Из ревности, – вмешалась Дорушка. – Он ведь, бедный Ильюша, влюблен в Аню.
– Право?
– По уши.
Последний день Долинский провел у Прохоровых с самого утра. Вместе пообедав, они сели в несколько опустевшей комнате, и