году она помирилась с отцом после того, как шесть лет назад сбежала с будущим мужем. Старик даже целых два раза навестил ее – или, лучше сказать, своего внука. Рождение у Софии сына стало большим событием. Это был первый мальчик, родившийся в семье за два поколения. К тому же младенца собирались назвать в честь деда, Карлосом, а его вторым именем должна была стать девичья фамилия Софии; таким образом, имени деда предстояло сохраниться в этой новой стране, на что старик, окруженный, как он любил шутить, «гаремом из четырех девочек», никогда не надеялся!
Оба своих визита дедушка посвятил бдению над колыбелью, разговаривая с маленьким Карлосом.
– Карл Пятый, Чарльз Диккенс, принц Чарльз, – перечислял он имена знаменитых Чарльзов, чтобы пробудить в мальчике генетические амбиции. – Карл Великий, – воркующим тоном продолжал он, потому что младенец был крупным и ширококостным, со светлым пушком на бледно-розовой коже и голубыми глазами – точь-в-точь как у его отца-немца. Вся дедушкина карибская нежность к наследнику мужского пола и пристрастие к белокурой северной внешности всплыли на поверхность. Появившаяся в семье хорошая кровь могла противостоять будущим ошибкам кого-то из ее женщин.
– Ты родился здесь, ты можешь быть президентом, – нашептывал младенцу дед. – Ты можешь отправиться на Луну, а к тому времени, когда ты будешь в моем возрасте, может, прямиком на Марс.
Мачистское сюсюканье отца воскресило в Софии давнюю неприязнь. Как возмутительно с его стороны бесконечно крутить эту шарманку, когда рядом стоит его маленькая внучка, наивная и расстроенная тем, что сможет совершить ее младший брат размером не больше ее кукол, и только потому, что он мальчик.
– Останови его, пожалуйста, – попросила София своего мужа.
Среди зятьев Отто считался самым веселым и добродушным. «Вожатый», – поддразнивали его свояченицы. Отто подошел к дедушке. Оба с любовью уставились на новорожденного викинга.
– Ты можешь стать таким же замечательным человеком, как твой отец, – сказал дедушка, впервые сделав комплимент одному из своих зятьев. Теперь Отто точно не собирался связываться со стариком.
– Он прелестный мальчик, правда, папи? – от нежности немецкий акцент Отто стал заметнее. Он хлопнул тестя по спине. Теперь они были друзьями.
Впрочем, несмотря на то что отец помирился с зятем, его отношения с дочерью оставались натянутыми. Когда он приехал в гости, она обняла его на пороге, но он замер и вежливо убрал ее руки.
– Дай мне положить тяжелые сумки, София.
Он никогда, даже когда она жила дома, не называл ее ласковым семейным прозвищем Фифи. У него всегда находились причины для недовольства своей свободомыслящей младшей дочерью, и после ее побега все стало только хуже. «Я не потерплю распутниц в своей семье», – предостерегал он всех своих дочерей. Предупреждения выносились всем сразу, потому что, по его мнению, даже если в каждом отдельном