до нее добраться. Это мне всегда казалось несправедливым: если кто-то и должен был стать деревом, так это Аполлон, чтобы его жадные руки, навеки застывшие шершавыми ветвями, больше никогда не познали объятий настоящей любви. Но даже в том возрасте я понимала, что от последствий мужских действий приходится страдать именно женщинам.
В спальне, где жили мы с Зили, на стенах распускались пурпурные ирисы. Они были похожи на созвездия астр, но здесь цветы росли из земли и широким ковром простирались вглубь, до самой кромки темного леса. Для Зили стена была расписана цветками колдовского ореха, только вот, несмотря на мамины усилия, эти паукообразные желтые соцветия вовсе не были красивыми. Вероятно, поэтому Хейзел стали называть Зили почти сразу после ее рождения; имя Хейзел[7] нашей младшей сестренке не очень подходило – она была кругленькой, как пион.
Садовую тему продолжала девичья гостиная, в которую вел длинный коридор. Она напоминала оранжерею: кругом большие окна, обрамленные зелеными занавесками, вздувавшимися от ветра, словно горло лягушки. Зеленоватых оттенков ткани – обивка дивана и стульев цвета нильской воды, по углам керамические горшки с папоротниками, стены вручную расписаны узорами вьющегося плюща. Лишь одна вещь казалась здесь чужеродной: портрет над камином, Энни Оукли с винтовкой Чэпела через плечо. Это был подарок от самой Энни – винтовки она использовала в своих шоу «Дикий Запад» с Буффало Биллом. Когда мой отец был маленьким, она часто приезжала сюда в гости. Портрет много лет висел в рабочем кабинете отца, пока он не решил, что у нас ему самое место.
Мы с Зили нашли сестер в гостиной. Из-за жары они находились в разной степени обнаженности – их длинные белые руки и ноги были вытянуты вдоль диванов, а тонкие пальцы накручивали пряди темных волос. Их шеи, похожие на белые цилиндры, были вытянуты, а головы покоились на бархатных подушках и ручках диванов; в такую погоду каждое движение давалось с трудом. В комнате было душно, но запах пота, распространявшийся от них, меня не смущал. Я смотрела на них как завороженная, на всех четырех, томных и красивых, как лебеди в трясине.
Через какое-то время они заметили, что мы стоим в дверях.
– Наши малышки пришли, – сказала Розалинда своим скрипучим голосом, по тембру напоминавшим пчелиный гул. Она на секунду подняла голову, посмотрела нас с Зили и вновь опустилась на подушку, упиравшуюся в ручку дивана.
– Закройте дверь, зайки. А то еще заглянет кто.
– Боже, ну и вид у вас, – испуганно сказала Эстер, взглянув на нас с Зили. – Чем это вы занимались после церкви?
Она лежала на диване напротив Розалинды, их щиколотки были переплетены. На полу был открыт путеводитель Бедекера по Парижу с загнутыми страницами, отмечавшими места предстоящей поездки Эстер и морского существа в медовый месяц.
– Что же с вами будет, когда я уеду? – спросила она, не отрывая