задом), зато еще как услышал! Едва встала Акулина всем своим весом брательнику на спину, он и завыл собакой побитой. Я представил, как такой каблук вонзается куда-нибудь между лопаток, и у меня тоже мороз по коже, хотя утро вроде бы выдалось жарким. Больно это, невыносимо больно и почти невозможно терпеть – когда на тебе стоит здоровая бабища и шпильками тебе шкуру пропороть пытается. Хотя она не специально, конечно же! Она всего лишь размахнулась линейкой той и впечатала мне в задницу первый удар. Несильный, так, для разогреву. Но покачнулась слегка при этом, и Коля от этого лёгкого переноса давления с одной ноги на другую заверещал снова. И так каждый удар – Акулина лупит всё сильнее, распаляясь и входя в раж, я еле сдерживаюсь, чтобы не орать, а Коля при каждом её движении верещит по-заячьи.
Недооценил я ударную силу этой линейки. Первый десяток ударов вроде бы даже легко перенёс. А вот потом жопа как будто на углях оказалась. Будто бы её в печь засунули, предварительно кожу с ягодиц содрав. Теперь каждый удар у меня отчетливо в мозгу отдавался. А Хозяюшка бьет и бьет, и даже не думает останавливаться, хотя бы на перекур. У меня всегда такая порка панику вызывает, когда даже секундочку передохнуть не дают. Просто перевести дыхание. Но нет: боль-боль-боль – сплошная боль, тотальная.
Уж не помню, как заорал я, завыл на весь лес вокруг, взмолился Акулине чтобы перестала хоть на мину пороть! Да всё без толку – озверела она окончательно, хуярила не останавливаясь, пока сознание я не потерял и на траву не завалился.
Кажется, впервые в жизни со мной такой обморок от боли случился. Правда тут же очнулся, просто голова дико кружилась и слабость во всём теле, как будто вчерашний наш марафон я снова пережил. Обернулся, смотрю на Акулину в ужасе, а она на спине у Коли по-прежнему стоит, хищно так оскалилась и линейкой по ладошке себе хлопает, упивается своим зверством. Хотя какой зверь, какой нафиг хищник до такого садизма додумается? Это ж чисто демоническое – лишить человека его воли и мучить бесконечно и бессмысленно.
Перевожу взгляд на лежащего под ней Николашу и вижу, что у того спина от пота мокрая, и следы на ней от Акулининых каблуков уже кровавыми точками выделяются. Кое-где она до мяса ему натоптала. Вот что такое настоящий трамплинг. И от каждого её движения он тихо воет, уже не останавливаясь, уткнув лицо в траву, и старается на меня не глядеть.
Мой обморок ему передышку дал. Сошла с него Акулина, даже не взглянув, будто не на человеке живом только что стояла, а на коврике обычном. Бросила линейку и говорит мне:
– Живо собирайся, поедешь со мной в город. Я сдуру за лицо своё схватился, забыл, что перед поркой Хозяйка мне идеальный макияж навела, а теперь я его размазал вместе со слезами.
Она смеется и оплеуху мне отвешивает тоже со всей дури. А рука у неё тяжелая – приложит ладонью – может и нос разбить до крови.
– Давай, – говорит, – снова наводи порядок на своей физиономии, привыкай, что теперь ты не мужик лапотный, а девка и, прежде всего,